О святителе Григории Нисском

Во святых отец наш Григорий, еп. Ниссы Каппадокийской, родной брат Василия Великого, сначала был чтецом, потом, оставив свой чин, весь отдался изучению ораторского искусства, однако укоризны и уговоры Григория Богослова[226] заставили его вернуться. До епископства он женился на Феосевии, смерть которой перенес мужественно[227], и около 372 г. стал епископом Ниссы[228]. Немного позднее из-за своей ревности по вере он был лишен епископской чести по повелению Валента и скитался по разным местам, бедствуя от козней ариан[229]. В 378 г., после смерти Валента, он был призван на свою кафедру Грацианом[230]. Св. Григорий участвовал в Антиохийском соборе и был им послан в Аравию вместе с другими епископами посетить находившиеся там Церкви[231]. Придя в Иерусалим и поклонившись святым местам, он почувствовал отвращение к увиденным там порокам232, так что даже написал по этому поводу письмо к другу с описанием тех, кто посещал Иерусалим. Присутствуя в 381 г. на святом II Вселенской соборе, он дополнил Никейский Символ богословием Святого Духа и еще четырьмя последними членами[233]. Ему случилось быть и на Константинопольском Поместном соборе, собравшемся в 394 г. по делу Агапия и Вагадия[234]. Кроме прочих своих мудрейших сочинений, св. Григорий написал и следующие правила, необходимые для церковного благочиния и устройства; они косвенно утверждаются правилами IV Всел. 1 и VII Всел. 1, а прямо – правилом VI Всел. 2 и через это утверждение некоторым образом получают силу правил Вселенских соборов. Находятся правила св. Григория во 2-м т. «Пандект» и в 1-м т. «Синодикона» на с. 349[235].

Одной из сторон святого праздника является и то, чтобы мы поняли правильный и каноничный образ действий по отношению к согрешившим, с целью уврачевать всякую душевную немощь, происходящую от греха. Ведь поскольку этот всеобщий праздник творения, который в определенный период годового круга ежегодно совершается во всем мире, празднуется в честь воскресения падшего (падение же – это грех, а воскресение – восстание от падения[236]), было бы прекрасно в этот день не только приводить к Богу тех, кто преображается благодатью омовения через возрождение, но и руководить к спасительной надежде, которой они были лишены грехом, тех, кто покаянием и обращением от мертвых дел (Евр.9:14) вновь возвращается на дорогу жизни. Но немаловажное дело – речь о них выдержать в духе правильного и проверенного рассуждения, по наставлению пророка, которое повелевает устраивать слова на суде, чтобы, как говорит это изречение, не поколебаться вовек и в память вечную быть праведником (см. Пс.111:5–6). Ведь как при телесном врачевании цель врачебною искусства – исцелить страждущего, а образ попечения о нем различен (поскольку из-за разнообразия немощей к каждой из болезней соответствующим образом применяется и метод врачевания), – так, поскольку и в душевной болезни велико разнообразие страстей, врачебное попечение по необходимости окажется многообразным, потому что лечит сообразно причине страсти. А чтобы обнаружился некоторый искусный метод в предложенном деле, построим речь следующим образом. В нашей душе, при первоначальном делении, усматриваются три части: разумная, вожделевательная и раздражительная. Посредством их совершаются и благие деяния живущих добродетельно, и падения впадающих в порок. Поэтому надлежит тому, кто намеревается доставить заболевшей части души подходящее врачевание, прежде рассмотреть, в какой части возникла страсть, а затем соответственно применять врачевание к страждущей части, чтобы из-за неопытности во врачебных методах не оказалось, что страждет одна часть, а лечение получает другая, как мы видим на деле: многие из врачей, не ведая того, какая часть заболела первоначально, лечебными средствами усиливают болезнь. Например, болезнь часто возникает от избытка жара, а врачи, поскольку заболевшим от переохлаждения полезно тепло и согревание, естественно приносящее им пользу, это самое неосмотрительно назначали тем, кого лихорадило от безмерного жара, и таким образом делали болезнь трудноизлечимой.

Стало быть, как для врачей необходимейшим считается понимание особенностей природных стихий237, чтобы каждую из них, в хорошем она состоянии или расстроена, можно было исправить, если она оказалась в состоянии противоестественном, – так и мы, вернувшись к этому разделению усматриваемых в душе частей, общий их обзор сделаем началом и основанием соответствующего врачевания страстей.

Итак, свойства душевных движений делятся, как мы сказали, на три части: разумную, вожделевательную и раздражительную. Добрые дела мыслительной (λογιστικοῦ)[238] части души следующие: благочестивое понятие о Божественном и искусство различать добро и зло, которое имеет ясное и четкое суждение о природе[239] предметов – что среди существующего должно избирать и чего отвращаться и избегать. А от противного, в свою очередь, непременно можно увидеть и порок в этой части души: нечестие по отношению к Божественному, неумение рассудить об истинном благе, превратное и ошибочное мнение о природе вещей, так что свет принимается за тьму и тьма за свет, как говорит Писание (см. Ис.5:20).

Добродетельное движение вожделевательной части состоит в том, чтобы желание направлялось (ἐνάγεσθαι)[240] к подлинно вожделенному и поистине прекрасному и вся, сколько ее есть в нас, сила любви и расположение к ней были этим поглощены, в убеждении, что нет ничего вожделенного по самой природе, кроме добродетели и природы, источающей добродетель. Извращение же и грех этой части заключается в том, что вожделение устремляется к несуществующему тщеславию или к внешней красоте тел, откуда происходят сребролюбие, славолюбие, сластолюбие и все подобные им страсти, которые связаны с этим родом зла.

Наконец, добрые дела раздражительной части – это ненависть к злу, борьба со страстями, стремление вооружить душу мужеством с тем, чтобы не робеть перед вещами, которые у многих считаются ужасными, но противиться греху даже до крови, презирать угрозу смерти, мучительные наказания и лишение самого приятного и, сражаясь за веру и добродетель, разом стать выше всего того, что многих привязывает к наслаждению с помощью привычки и греховного навыка. А падения этой части очевидны для всех: зависть, ненависть, гнев, упреки, ссоры, склонность к раздорам и соперничеству, которая надолго удерживает злопамятство и для многих заканчивается убийствами и кровопролитиями. Ведь не найдя, где бы с пользой применить оружие, необученный помысел направляет острие железа на себя, и оружие, дарованное нам Богом как средство защиты, приносит гибель тому, кто плохо им пользуется.

Толкование[241]

По всей вероятности, святой отправил это послание во время праздника Пасхи, потому он и начинает вступление с указания времени. Он говорит: одна из сторон этого праздника – наше размышление о том, как нам законно и канонично уврачевать всякий душевный недуг грешников. Поскольку этот всемирный праздник Пасхи совершается в честь телесного воскресения впавшего в тление Адама, падением же для души является грех, а воскресением души – восстание от греха, то в силу этого подобия естественно в этот праздник не только приводить к Богу духовно нетленными тех, которые возродились через святое крещение (тогда оглашенные крестились на Пасху; см. также Лаодик. 45), но и руководить ко спасению тех, кто через покаяние и оставление мертвых дел греха обращается к живому пути добродетели, как говорит апостол242. Однако немалую трудность составляет с правильным и безошибочным рассуждением выдержать речь об исправлении грешников и показать основания для этого исправления. Ведь Давид говорит, что праведник должен управлять своими намерениями со многим рассуждением, чтобы не поколебаться вовек, но оставить по себе вечную память. И потому как искусство врачевания тел имеет одну цель – вылечить больного, а обращение с больным и попечение о нем не одинаковы, но весьма разнообразны и различны, как различны и разнообразны виды болезней, – так и искусство врачевания душ, соответственно различным и многообразным недугам души, пользуется различными и многообразными врачевствами. И чтобы наше учение об этом было последовательным и упорядоченным, начнем так.

У души три части: мыслительная (или разумная), вожделевательная и раздражительная[243]. Ими тремя совершаются как добродетели, так и пороки. Поэтому тот духовный врач, который хочет лечить грамотно и искусно, прежде всего должен распознавать, в какой из этих трех частей действует тот или иной грех, и соответственно этому лечить страждущую и немощную часть, чтобы не вышло, что недугует одна часть, а он лечит другую; как мы видим, многие неопытные врачи, поскольку не знают, какая часть страдает, вместо того чтобы лечить, еще больше усиливают болезнь. Например, болезнь часто возникает от чрезмерного жара, а они тем, что дают больному, находящемуся в жару, не прохладные и освежающие врачевания (как того требует врачебное искусство), а горячие и согревающие, полезные страдающим от переохлаждения[244], делают болезнь трудноизлечимой. Следовательно, как для врачей считается совершенно необходимым изучение особенностей четырех стихий, а именно: тепла, холода, сухости и влажности, чтобы с помощью этого знания быть способными исправлять их противоестественное и беспорядочное движение, таким же образом духовным врачам необходимо всестороннее и основательное изучение названных трех частей души, чтобы надлежащим образом исцелять ее страсти.

Итак, добродетели разумной части души суть благочестие и благочестивая вера в Бога, различение добра и зла, четкое, определенное знание и суждение о природе сущих. Оно ясно и точно ведает, что из существующего должно истинно любить, а что должно ненавидеть и от чего отвращаться. И напротив, пороки этой части души суть нечестие по отношению к Богу и неверие в Него, неразличение добра и зла и ложное о них знание. Такое знание свет считает тьмой, а тьму – светом, т. е. добродетель – пороком и порок – добродетелью, на что сетует Исаия.

Добродетель вожделевательной части – устремлять влечение к поистине вожделенному добру и занимать им всю силу любви в том убеждении, что нет ничего другого вожделенного по природе, кроме добродетели и причины всякой добродетели – Бога. Пороки этой части души – направлять желание к славолюбию, телесной красоте, сребролюбию, сладострастию и т. п.

Добродетели раздражительной части – ненависть ко греху, борьба со страстями, душевное мужество, которое не боится того, что страшно для других, но сопротивляется греху до крови, презрение всех мучений и тягот во время сражения за веру и добродетель. Порок же ее – зависть, ненависть к ближнему, распри, оскорбления, злопамятность, мстительное расположение, которое многих ввергло даже в грех убийства и кровопролития. Таким образом гнев, который Бог дал человеку как оборонительное оружие, становится оружием губительным для того, кто пользуется им плохо.

Итак, согласно прежде указанному образу разделения грехов те из них, которые относятся к разумной части души, признаны отцами более тяжкими и заслуживающими наказания большего, более продолжительного и строгого. Например, если кто-то отрекся от веры во Христа, обратившись или в иудейство, или в идолослужение, или в манихейство, или иное подобное зло, но потом осудил себя самого, то временем покаяния для него является все время его жизни. А именно, его никогда не удостаивают поклониться Богу вместе с народом во время совершения таинственной молитвы, но да молится наедине, а от причащения Святых Даров да будет совершенно отлучен; и только в час своего исхода он будет удостоен части святыни. Если же случится ему вопреки чаянию остаться в живых, он снова будет жить в том же осуждении, оставаясь без причащения таинственных Святых Даров до кончины. А на тех, которые подверглись пыткам и тяжким мучениям, епитимия налагается на определенное время. Таким образом святые отцы оказали им человеколюбие, поскольку не душа их пала, а телесная немощь не выдержала истязаний. Поэтому насильственное и вызванное страданиями отступление при определении наказания измеряется мерой согрешивших блудом.

Толкование

Святой, назвав в предыдущей правиле пороки каждой части души, теперь, в настоящем правиле, определяет и епитимии за эти пороки. Он говорит, что отцы сочли грехи разумной части более тяжкими, чем грехи других частей души, и, соответственно, заслуживающими более продолжительного и строгого покаяния и удовлетворения. Например, кто-то отрекся от Христа и стал иудеем, идолопоклонником, манихеем или тому подобным. Если он совершил это по своей воле, без принуждения и насилия, то, после того как вновь обратится к благочестию, всю свою жизнь будет пребывать в покаянии. Он никогда не будет молиться в церкви вместе с верными, но вне церкви вместе с оглашенными и не удостоится причащения Божественных Таин, разве только в конце своей жизни. Если даже он, будучи близ смерти, причастится, то после выздоровления снова пребывает под тем же наказанием, не причащаясь до конца своей жизни[245]. А тех, которые отреклись от Христа из-за пыток и мучений, отцы наказали наравне с блудниками, т. е. отлучением от причащения на девять лет. Отцы оказали им человеколюбие, потому что они отреклись не по собственному произволению, а по немощи плоти, которая не вынесла мучений.

Смотри I Всел. 11.

А тех, кто ходит к колдунам, прорицателям или обещающим при содействии демонов совершить какие-либо очищения и предотвратить несчастья, таких тщательно расспрашивают и испытывают: были ли они, оставаясь в вере во Христа, какой-либо нуждой вовлечены в такой грех, потому что к этому их побудило бедствие или невыносимая потеря, или же совершенно презрев свидетельство, которое мы им вверили, прибегли к союзу с демонами? Ведь если они совершили это отступив от веры и из-за того, что не веруют в бытие Бога, Которому поклоняются христиане, то, несомненно, они подвергнутся приговору как отступники. Если же какие-то невыносимые обстоятельства, одержав верх над их малодушием, принудили к этому их, обманутых ложной надеждой, – то и к ним должно быть проявлено человеколюбие, подобно как и к тем, которые во время исповедания не смогли выдержать мучений.

Толкование

Этим правилом святой наказывает колдовство и прорицание, которые являются грехами разумной части души. Он говорит, что нужно расспрашивать тех, кто ходит к колдунам и прорицателям или обещающим избавить бесовской силой от недугов, несчастий, сглазов или от другого зла, от которого эти люди страдают. И если, оставаясь в Христовой вере, из-за болезни или большой потери они проявили малодушие и поступили так в ложном убеждении, что избавятся от этого с помощью прорицаний, то таких наказывают, как отрекшихся от Христа вследствие пыток, т. е. на девять лет. Если же они прибегли к помощи демонов потому, что отвергли веру Христову и презрели помощь Бога, Которому поклоняются христиане, пусть их наказывают, как отрекшихся от Христа добровольно.

Смотри также VI Всел. 61.

Разделение грехов, происходящих от вожделения и сластолюбия, таково: один называется прелюбодеянием, другой – блудом. А некоторым из более строгих угодно было и грех блуда считать прелюбодеянием, потому что законный союз жены с мужем и мужа с женой – один. Итак, все незаконное в любом случае противозаконно, и тот, кто владеет не своим, очевидно, владеет чужим. Ведь мужчине Богом дана одна помощница (см. Быт.2:20), и над женщиной поставлена одна глава. Таким образом, если кто-нибудь приобрел для себя свой собственный сосуд, как выражается божественный Павел (см. 1Фес.4:4), тому закон естества позволяет правильное его употребление. Если же кто-то обратится не к своему, то непременно возьмет чужое, а чужое для каждого – все, что не свое, даже если владелец этого не известен. Потому для тех, кто более тщательно исследует суть дела, и блуд недалеко отстоит от греха прелюбодеяния, потому что и Божественное Писание говорит: Не будь долго с чужой (Притч.5:20).

Однако поскольку более немощным отцы оказали некоторое снисхождение, то для этого греха установлено такое общее деление: блудом называется удовлетворение похоти, сделанное без оскорбления другого, а прелюбодеянием – сделанное со злым умыслом и оскорблением для чужого. Считается, что к последнему относится также скотоложство и мужеложство, потому что и это прелюбодеяние против естества: оскорбление наносится чужому и притом вопреки природе. Итак, хотя сделано такое разделение и в этом виде греха, но врачевание общее – чтобы через раскаяние человек стал чистым от страстного неистовства в подобных наслаждениях. Поскольку же у осквернившихся блудом к этому греху не присоединяется никакое оскорбление, то для осквернившихся прелюбодеянием и другими запрещенными пороками, скотоложством и неукротимой страстью к мужскому полу было определено время наказания вдвое большее, потому что, как я сказал, грех их в два раза больше: один заключается в противозаконном наслаждении, а второй – в нанесении оскорбления другому.

В образе же покаяния существует различие и для грехов сладострастия. Оно заключается в следующем. Добровольно прибегший к признанию в грехах, поскольку по собственному побуждению стал для себя самого обличителем тайных дел, как уже приступивший к исцелению страсти и показавший признаки изменения к лучшему, подлежит более человеколюбивым епитимиям. А уличенный во зле или невольно разоблаченный вследствие подозрения или по обвинению подвергается более продолжительному исправлению, так что его допускают ко причащению Святых Таин после того, как он тщательно очистится. Итак, существует правило, чтобы осквернившиеся блудом три года [вообще не допускались до молитвы, три года участвовали только в слушании, остальные три года]246 молились вместе с припадающими в покаянии и после этого приобщались Святых Таин. А тем, кто ревностнее взялся за исправление и своей жизнью свидетельствует о возвращении к добру, с пользой управляющий церковной икономией может сократить время слушания и скорее привести к обращению, а также, в свою очередь, сократить и это время и скорее допустить до причастия, в зависимости от того, каким он после своего испытания сочтет состояние врачуемого. Ведь как запрещено бросать жемчуг перед свиньями (см. Мф.7:6), так и лишать честнóй Жемчужины того, кто через освобождение от страстей и очищение стал уже человеком, есть дело недолжное. А преступление закона, совершающееся через прелюбодеяние или прочие виды разврата, как сказано выше, пусть во всем врачуется тем же наказанием, что и преступление блуда, но по времени вдвое больше. Пусть при этом наблюдают за расположением врачуемого таким же образом, как это делают в случае со впавшими в скверну блуда, чтобы они стали причастниками Блага через более или менее продолжительное время.

Толкование

В этом правиле святой выносит определение относительно грехов желательной части души, и прежде всего блуда. Он говорит, что более строгие и рассудительные утверждают, что блуд считается прелюбодеянием, а доказывается это следующим образом. Поскольку прелюбодеяние – это грех с чужой женой, то на этом основании и блуд, как совершаемый с женщиной чужой, считается прелюбодеянием. Ведь законный союз – один, и законное совокупление женщины с мужчиной и мужчины с женщиной, которое совершается с собственным247 телом, – одно. Любое другое совокупление, кроме этого, противозаконно и, следовательно, совершается не со своим телом, а с чужим, поскольку Бог изначально дал мужу одну жену и жене одного мужа. Итак, если кто-либо имеет свой сосуд (по словам ап. Павла), т. е. жену, ему позволено вступать с ней в связь. Если же он, помимо собственного сосуда покусится на другой, тогда непременно совокупляется с чужим телом, даже если у этого тела нет определенного и известного хозяина. А все это, действительно, присуще блуду, так что блуд, согласно этому доказательству, недалеко отстоит от прелюбодеяния, тем более что и Соломон говорит: Не будь долго с чужой, что значит «не пристращайся к чужой жене», т. е. блуднице.

Несмотря на все это, отцы из снисхождения блудом называют грех, который совершается с женщиной без нанесения оскорбления другому лицу, иными словами – с женщиной, не имеющей мужа. Поэтому они и наказали его снисходительнее, чем прелюбодеяние, а именно на девять лет, определив блудникам три года плакать вне притвора, три года быть слушающими и остальные три года припадающими, а затем причащаться (см. также Василия Велик. 22). Духовный врач, однако, имеет право сокращать время слушания тем блудникам, которые каются с большей ревностью. Он также может сокращать и время припадания и скорее допускать их к причащению Святых Таин, смотря по тому, каким найдет расположение кающегося. Ведь как бросать жемчуг, Святые Тайны, свиньям, т. е. нечистым и кающимся неискренне грешникам, неуместно, так неуместно и лишать честнóго Жемчуга, Тела Христова, того, кто через удаление от зла и покаяние очистился и превратился из свиньи в человека. Вот то, что касается блуда.

За прелюбодеяние же, мужеложство и скотоложство отцы назначили наказание вдвое большее, чем за блуд, т. е. на 18 лет за каждое из этих деяний, потому что грех в этом случае совершается вдвое больший. Так, прелюбодеяние, помимо того что доставляет согрешающим беззаконное наслаждение, наносит также оскорбление мужу впавшей в прелюбодеяние женщины, потому что член его собственного тела, т. е. его жену, беззаконно присваивают. А мужеложство и скотоложство подобным же образом, кроме беззаконного наслаждения, которое доставляют, суть еще и оскорбление чужого и противны природе, т. е. оскорбляют законы естества, потому что это грехи противоестественные. Время наказания за каждый из этих грехов распределяется точно таким же образом, как и время наказания за блуд, только в двойной размере: прелюбодеи, мужеложцы и скотоложцы должны шесть лет плакать вне церкви, шесть лет быть слушающими, шесть лет – припадающими, а затем причащаться. Однако духовник должен рассматривать их расположение, как и у блудников, так что если они каются ревностнее, он должен позволить им причаститься скорее; если же они весьма нерадивы в покаянии, то и по прошествии 18 лет он не должен допускать их до причастия.

Общее же врачевание как блудников, так и прелюбодеев, мужеложцев и скотоложцев – совершенное удаление от подобных наслаждений и покаяние. Существует различие и в образе исповедования таких грешников: того, кто сам пришел на исповедь, наказывают более человеколюбиво и мягко, потому что он добровольно захотел обвинить себя и показал признаки изменения к лучшему. А тот, кто сначала не признавался, а потом был обличен в том, что согрешил, или по подозрению, или по чьему-нибудь обвинению, наказывается строже и на более продолжительный срок.

Смотри Анкир. 16 и 20, Василия Велик. 7 и правило I Всел. 12, которое определяет, что соответственно покаянию согрешающего нужно оказывать и снисхождение.

После сказанного остается представить на рассмотрение раздражительную часть души: когда она, уклонившись от благого употребления гнева, впадает в грех? Тогда как от гнева бывает много греха и всяческих зол, нашим отцам было угодно не рассматривать все это слишком подробно и не считать, что врачевание всех падений, происходящих от гнева, заслуживает особой заботы. Хотя Писание запрещает не только простой удар, но и всякую брань или поношение и т. п., что бывает вызвано гневом (см. Кол.3:8; Еф.4:31), отцы епитимиями предостерегли только от одного преступления – убийства.

По виду это злое дело делится на преднамеренное и непреднамеренное. Преднамеренное убийство – это, во-первых, такое, на которое убийца дерзнул обдуманно, приготовившись именно к тому, чтобы совершить злодеяние. Затем причисляется к преднамеренному убийству тот случай, когда человек во время драки, нанося и получая удары, рукой ударит по какому-нибудь жизненно важному месту. Ведь однажды победившись яростью и отдавшись порыву гнева, во время действия страсти он не может воспринять умом ничего, способного пресечь это зло, и потому убийство в драке приписывается делу произволения, а не несчастному случаю. А признаки непреднамеренных убийств очевидны – когда человек, стараясь сделать другое, вследствие несчастного случая совершит нечто непоправимое.

Итак, на основании этого, наказание за преднамеренное убийство продолжается тройной срок для тех, кто преднамеренное преступление врачует покаянием. А именно: им назначено три раза по девять лет, причем девять лет определено проводить на каждой степени, так что девять лет кающийся проводит в полном отлучении, будучи отстранен от Церкви, столько же лет пребывает в слушании, удостаиваясь только слушания учителей и Писаний, а в течение третьего девятилетия молится вместе с припадающими в покаянии и после этого приступает ко причастию Святых Таин. Разумеется, и за ним пусть наблюдает управитель Церкви, и сообразно покаянию время епитимии будет для него сокращаться, так что на каждой степени вместо девяти лет он будет находиться восемь, семь, шесть или только пять лет, если, конечно, сила его покаяния превозможет время и усердием к исправлению он превзойдет тех, кто в течение продолжительного времени очищает себя от скверны менее ревностно.

Непреднамеренное преступление признано достойным снисхождения, но не похвальным. Я сказал это ради того, чтобы стало ясно, что даже если кто-нибудь осквернится убийством невольно, его, как уже нечистого из-за преступления, правило объявило недостойным священнической благодати. Какое время очищения сочтено подходящим в случае простого блуда, такое – и для невольных убийц. Конечно, и при этом испытывается произволение кающегося, так что если обращение окажется истинным, то количество лет не соблюдают, но приводят кающегося к воссоединению с Церковью и к причастию Блага через более короткий срок. Если же кто-нибудь, до окончания определенного правилами времени, уходит из жизни, то человеколюбие отцов велит ему отходить в этот последний и долгий путь по причащении Святых Таин, а не лишенным напутствия. Но если, причастившись Святых Таин, он вернется к жизни, пусть ожидает конца назначенного срока, находясь на той степени, на которой был до приобщения, преподанного ему вынужденно.

Толкование

Настоящее правило выносит определение о епитимиях за грехи третьей, т. е. раздражительной, части души. Оно гласит, что прочие согрешения, которые происходят от раздражительной части души, отцы не сочли необходимым исследовать подробно и, соответственно, не слишком спешили врачевать их епитимиями (несмотря даже на то, что Священное Писание запрещает не только легкий удар, но и всякую брань, поношение и тому подобные порождения гнева), но назначили наказание только за убийство. Убийство же делится на два вида: одно произвольное и преднамеренное, а другое непреднамеренное и невольное. Произвольное убийство – это такое убийство, когда кто-либо убьет обдуманно и заранее подготовившись. Также добровольное убийство – то, когда кто-нибудь в драке, нанося и получая удары, нанесет смертельный удар в какое-нибудь жизненно важное, опасное место. Ведь тот, кем однажды овладел гнев, уже не задумывается – опасное место или безопасное; поэтому убийство, произошедшее в результате такой драки, является произвольным и умышленным, а не непреднамеренным.

Признаком непреднамеренного убийства служит то, что кто-нибудь совершит убийство невольно, случайно, пытаясь сделать что-либо другое. Например, кто-нибудь бросит камень в дерево, чтобы сбить плод, а мимо будет случайно проходить человек, в которого этот камень попадет.

Итак, вольный убийца наказывается на три девятилетия, т. е. на 27 лет: девять лет он стоит с плачущими за воротами притвора, девять лет со слушающими Божественные Писания и девять лет с припадающими и после этого причащается. Однако духовный врач сообразно ревности убийцы к покаянию должен уменьшать срок этой епитимии – так, чтобы девять лет каждой степени покаяния, т. е. плача, слушания и припадания, сокращать до восьми, семи, шести или даже пяти лет, если, конечно, убийца силой своего покаяния превзойдет долговременность епитимий и, хотя подвергнется менее длительному наказанию, принесет больше плодов покаяния, чем тот, кто наказан на более длительный срок.

А невольный убийца заслуживает снисхождения, но не одобрения. Однако таковой не достоин священства (т. е. даже невольно и непреднамеренно убивший, если он мирянин, не может стать иереем, а если он иерей – лишается сана), и его наказывают на девять лет как блудника. Если же и его покаяние будет искренним и ревностным, то духовник сократит срок его наказания и позволит ему причаститься скорее.

Однако обрати внимание на то, что если кому-нибудь из кающихся грозит опасность умереть до истечения срока наказания, то человеколюбие отцов позволяет ему причащаться, чтобы не оставить его лишенным напутствия Святых Таин, которое очень помогает в далеком путешествии за порогом смерти. Если же он выздоровеет, пусть остается отлученным, продолжая соблюдать время епитимии с того момента, на котором оставил ее перед причастием.

Смотри также Апост. 66,1 Всел. 12 и 13 и изображение храма.

Не знаю, каким образом наши отцы оставили без врачевания иной вид идолослужения (ибо так божественный апостол называет любостяжание (см. Кол.3:5)), хотя кажется, что это зло является болезнью трех составляющих души. Ведь и разум, погрешая в суждении о благе, воображает, будто благо заключается в веществе, и взирает не на невещественную красоту; и желание устремляется к низшему, удаляясь от истинно вожделенного; и спорливый, гневливый нрав получает из этого источника много поводов для себя. В целом говоря, этот недуг соответствует апостольскому определению любостяжания: божественный апостол объявил его не только идолослужением, но и корнем всех зол (см. 1Тим.6:10). И тем не менее этот вид болезни оставлен без внимания и попечения, а потому в Церквах этот недуг усиливается и никто не испытывает тех, кого принимают в клир, не осквернены ли они этим видом идолослужения. Однако поскольку отцы оставили это без внимания, мы считаем достаточным, насколько возможно, врачевать это всенародным словом учения, очищая посредством слова недуги любостяжания, как некие болезни, происходящие от излишества (πληθωρικά).

Страстью мы считаем только воровство, вскрытие гробниц и святотатство, поскольку таково у нас преемственное отеческое предание об этом, хотя Божественным Писанием запрещены лихва, проценты и приобретение чужого в свою собственность благодаря какой-либо власти, пусть даже это происходит под видом сделки. Итак, поскольку наше мнение не столь достойно веры, чтобы иметь силу правил, то теперь к сказанному мы добавим каноническое решение о бесспорно запрещенном.

Воровство делится на грабеж и на кражу; цель обоих преступлений одна – похищение чужого, но они сильно разнятся по душевному расположению преступников. Грабитель для достижения цели прибегает даже к человекоубийству, для этого именно готовя себе оружие, подбирая множество помощников и пользуясь удобными местами, и потому, если он, раскаявшись, вернется в Церковь Божию, подлежит такому же наказанию, как и человекоубийцы. А тот, кто присваивает себе чужое через тайное похищение, если потом объявит иерею на исповеди свое согрешение, пусть уврачует недуг усердием в том, что противоположно страсти, а именно в раздаче имущества бедным, чтобы, расточив то, что имеет, стать ему чистым от недуга любостяжания. Если же у него ничего нет, кроме тела, то апостол велит исцелять эту страсть телесным трудом. А слово его гласит: Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся (Еф.4:28).

Толкование

После того как святой сказал об епитимиях за согрешения каждой части души в отдельности, теперь он говорит о любостяжании, которое Павел называет даже идолослужением и которое можно усмотреть одновременно в трех частях души. В разумной части – поскольку разум, не различая, что есть истинное благо, и не устремляя взора на красоту невещественную, считает истинным благом вещество золота и серебра. В желательной части – поскольку желание устремляется к земной выгоде и оставляет поистине вожделенное, т. e. Бога. И в раздражительной части – поскольку от любостяжания происходит великий гнев и множество распрей. Одним словом, апостол, определив любостяжание как корень всех зол, дал ему определение подходящее и соответствующее действительности. Однако я не знаю, почему такой великий порок оставлен отцами без епитимий[248]. Из-за этого он растет в служителях Церкви и никого из готовящихся к рукоположению не испытывают, осквернен ли он этим видом идолопоклонства. Но поскольку отцы оставили любостяжание, как мы сказали, без епитимий, то и мы довольствуемся словами, возвещаемыми в Церкви, для очищения этого недуга, подобного многим болезням от излишеств (πληθωρικά) («излишеством», πληθώρα, у врачей называется то, когда в организме находится в избытке какой-либо из четырех соков, т. е. желтая желчь, слизь, кровь и черная желчь, так что недугами от излишеств (πληθωρικά) называются болезни, вызванные таким избытком соков).

Епитимию же мы назначаем только за воровство, вскрытие гробниц и святотатство, потому что и отцы назначили за них епитимии. И это при том, что и лихва, т. е. когда кто-нибудь берет больше, чем дал в каком-либо виде, но не деньгами, и взимание процентов с денег, и похищение чужого имущества с применением власти, даже если это похищение совершается под видом сделки, – все это, говорю, запрещено Божественным Писанием[249]. И мы назначили бы за них епитимии в правиле, если бы только имели власть издать правило (ведь это дело Собора; см. также в предисловии о священных правилах вообще), поэтому мы упоминаем лишь о канонической епитимии, назначенной отцами за три названных греха.

Итак, воровство делится на грабеж, т. е. воровство явное, и тайное воровство. Оба преследуют одну цель – взять чужое. Различаются же они тем, что явные воры готовы совершить даже убийство, они заготавливают оружие, привлекают множество людей и поджидают в узких и опасных местах. Поэтому когда они покаются, то получают то же наказание, что и убийцы. А тайный вор, если сам исповедуется в воровстве, в наказание должен отдать свое имущество, если оно у него есть, бедным и таким образом исцелиться[250]. Если же имущества у него нет, то он должен трудиться собственными руками и подавать нуждающимся, как говорит Павел: «Пусть вор больше не ворует, но лучше работает, чтобы иметь, что подавать нуждающимся»[251].

Смотри также Неокесар. 3.

Вскрытие гробниц тоже разделяется на заслуживающее и не заслуживающее снисхождения. А именно: если кто-нибудь, соблюдая неписаный естественный закон и оставив погребенное тело нетронутым, чтобы не явить на свет безобразие естества, воспользуется камнями, положенными на могиле, для сооружения некоторой постройки, то это непохвально, но обычай сделал это достойным снисхождения, если материал будет перенесен ради чего-то более ценного и общеполезного. А исследовать прах плоти, превратившейся в землю, и тревожить кости в надежде найти какое-нибудь украшение среди того, что закопано вместе с умершим, – это подвергается такому же наказанию, что и простой блуд, как разъяснено в предыдущем слове. Причем, конечно, управитель душ, взирая на жизнь врачуемого, наблюдает за его исцелением, так что может сократить определенный правилами срок епитимии.

Толкование

Согласно настоящему правилу, вскрытие гробниц так же, как воровство, разделяется на два вида: заслуживающее и не заслуживающее снисхождения. Если вскрывающий гробницы, оказывая усопшим подобающую честь (ибо это и есть неписаный естественный закон), не раздевает покойника, но берет только камни, находящиеся в гробнице, чтобы, например, использовать их в другом месте для более ценной и общеполезной постройки, то и это непохвально, однако обычай сделал это заслуживающим снисхождения[252]. Если же кто-нибудь потревожит прах и кости покойника, чтобы взять какое-нибудь украшение или одежду, изготовленные из золота или серебра и погребенные вместе с покойником, то такого наказывают как блудника, т. е. на девять лет. Но духовный врач имеет право, соответственно образу жизни и покаянию согрешившего в этом, сократить срок такой епитимии.

Смотри также Василия Велик. 66.

Святотатство же Ветхозаветным Писанием признано достойным ничуть не меньшего осуждения, чем убийство. И осужденный за убийство, и похитивший посвященное Богу равно подвергались побиению камнями (Нав. 7). Но в церковный обычай, не знаю каким образом, вошло некоторое снисхождение и послабление, так что для очищения этой болезни применяется средство более мягкое: предание отцов назначило больным ею епитимию меньшую по времени, чем за прелюбодеяние. Однако в любом виде греха прежде всего нужно наблюдать, каково душевное расположение врачуемого, и для исцеления считать достаточным не время (ведь какое исцеление происходило от времени?), но произволение того, кто врачует покаянием.

Вот что, человек Божий, мы спешно отправили тебе, со многим старанием собрав из того, что было под рукой, поскольку должно повиноваться братским повелениям. Ты же не прекращай приносить Богу обычные молитвы о нас, ибо ты обязан как благодарный сын своими молитвами питать в старости того, кто родил тебя по Богу, согласно заповеди, повелевающей почитать родителей, чтобы было тебе хорошо и чтобы продлились дни твои на земле (Исх.20:12). Очевидно же, что ты примешь это послание как залог и не презришь дара, хотя бы он был ниже благородства твоей души.

Толкование

Настоящее правило определяет, что святотатство, т. е. кража вещей, посвященных Богу, в Ветхозаветном Писании наказывалось так же, как и убийство: и убийцу, и святотатца – обоих равно побивали камнями, как это видно из истории Ахара, который похитил часть добычи из Иерихона, посвященной Богу, и за это был побит камнями со всей своей семьей (Нав. 7; см. также толкование 4-го правила Григория Чудотворца). А церковный обычай из снисхождения наказал этот грех мягче, чем прелюбодеяние, как установило предание отцов. К этим словам святой добавляет, что при каждом виде греха духовный врач должен принимать во внимание расположение кающегося и не думать, что для исцеления достаточно только времени и продолжительности епитимий (какое исцеление может произойти от одной продолжительности епитимий, если наказанный грешник в это время живет нерадиво и исправиться не хочет?), но считать, что исцеление происходит от произволения и ревности грешника, который врачует себя покаянием.

Завершая это послание, святой просит Литоия, чтобы тот молился за него Господу, как его духовный сын, и принял это послание словно некий дружеский дар – не мирской, какие у многих принято посылать на праздник Пасхи, но божественный и приличествующий иереям.

Смотри также Апост. 72.