Под именем св. Писания разумеются книги ( βιβλία – библиа), написанные Духом Божьим через освящённых от Бога людей, называемых Пророками и Апостолами. В этом понятии о св. Писании, очевидно, заключаются два отдельные: первое – то, что священные книги написаны известными лицами, Пророками и Апостолами, и второе – написаны именно по вдохновению от Духа Святого. Раскрыть первую мысль, значит показать важность (или, точнее, достоверность) книг св. Писания историческую; раскрыть последнюю мысль, значит показать важность их догматическую. Таким образом, откроется вполне достоинство св. Писания, как источника православного Богословия.

Вопрос об исторической достоверности сочинения слагается из трёх отдельных. Обращая внимание на самое сочинение, спрашивают:

а) подлинно ли оно принадлежит тому автору, или времени, которым приписывается? – и если подлинно,–

б) в таком ли виде оно дошло и до нас, в каком вышло из рук писателя? Обращая потом внимание на писателя, стараются определить:

в) мог ли он знать истину о том, о чём говорит, и передал ли её нам, т. е. не обманулся ли он как-нибудь сам, или не имел ли побуждения обмануть других? Но так как боговдохновенные писатели писали не от себя, а от Духа Святого; так как, даже устраняя на время эту мысль, мы имели уже случай317 показать, что священные писатели могли и сами, даже при естественных средствах, вполне знать те события, о которых повествуют, и не имели побуждений вводить в заблуждение других, и действительно говорят одну истину: то здесь нам остаётся только рассмотреть –

а) подлинность св. книг и

б) их неповреждённость.

При исследовании исторической достоверности св. Писания естественно остановиться сначала на книгах Ветхого Завета, а потом на книгах новозаветных. В частности же, считаем нужным при обозрении книг Ветхого Завета, обратить особенное внимание на достоверность Пятикнижия Моисеева, а при обозрении книг Нового Завета – на достоверность четвероевангелия: с одной стороны – потому, что, как в Пятикнижии находится, в некотором смысле, основание всего ветхозаветного откровения и всех ветхозаветных книг, так и в четвероевангелии – основание и начало всего учения и книг новозаветных; а с другой – потому, что на достоверность Пятикнижия и четвероевангелия, по преимуществу, и нападают вольнодумцы.

Подлинность Пятикнижия Моисеева подтверждается всеми доказательствами подлинности сочинений: прямыми – внешними и внутренними, и косвенными.

К внешним принадлежат:

1) Многочисленные свидетельства о Моисее писателей языческих, из коих некоторые не дошли до нас в самих подлинниках, а сохранились только в отрывках у Иосифа Флавия, Иустина, Тациана, Климента Александрийского, Афинагора и Евсевия, а другие дошли в самих подлинниках. Так –

Из Египетских писателей: древнейший историк своего отечества, Манетон, живший за 378 л. до Р. Хр., около времени Птоломея Филадельфа, упоминает о Моисее, как о законодателе Еврейского народа319; Херемон, процветавший в век Августов,– как о священном писателе320; Лизимах321, Апион322, Птоломей Мендесский323, жившие в тот же век, упоминают – как о предводителе Иудеев, изведшем их из Египта.

Из Греческих писателей: Полемон, Афинский философ (за 313 л. до Р. Хр.), называет Моисея вождём Еврейского народа324; Евполем (около 200 л. до Р. Хр.) – мудрейшим человеком, давшим Иудеям письмена325; Диодор Сицилийский (около 45 л. до Р. Хр.) – законодателем Евреев, производившем свои законы от самого Бога Иеговы326, также предводителем колонии, вышедшей из Египта,– предводителем, который разделил свой народ на 12 колен, дал ему Веру, совершенно различную от вер прочих народов, и учил, что Божество не может быть представлено ни под какой человеческой формой327; Николай Дамасский, современник Диодоров, говорит о Моисее как писателе и законодателе Еврейском328; Страбон (род. за 50 л. до Р. Хр.) отзывается с особенной похвалой как о нём, так и о самом его религиозном учении329. У св. Кирилла Александрийского и Евсевия приводятся и некоторые другие свидетельства писателей Греческих о Моисее330.

Из Латинских писателей: у Трога Помпея (ок. 80 л. до Р. Хр.) Моисей представляется вождём Израильтян, при исходе их из Египта331; у Тацита, кроме того,– учредителем новых обрядов, которые отличны от всех других, дотоле существовавших332; у Ювенала (в конце первого века по Р. Хр ) – законодателем Евреев, кои имели глубокое уважение к его книгам, исполняли его узаконения и отвращались от обрядов чужеземных333.

Не упоминаем уже о свидетельствах многих других языческих писателей Египетских, Сирских, Греческих и Римских второго, третьего и последующих веков Христианства, подтверждающих ту же истину334.

Чтобы понять важность приведённых нами свидетельств о Моисее, надобно взять во внимание –

а) разобщённость Евреев до известного времени с прочими народами: она весьма хорошо объяснит нам, почему древнейшие языческие писатели почти ничего не говорят об Иудейском народе и его божественном законодателе;

б) глубокую древность Моисея сравнительно с этими древнейшими писателями языческими, по которой они отстоят от законодателя Еврейского на целые столетия335, и, следовательно, не могли быть свидетелями о нём современными;

в) то, что позднейшие языческие писатели, нами приведённые, заимствовали свои сказания о Моисее из древнейших языческих же сказаний, сохранявшихся, по преимуществу, в Египте, как это показал ещё Иосиф Флавий336. И в частности известно о Манетоне, который, при составлении своей Египетской истории, где он ясно упоминает о Моисее, пользовался, по собственному сознанию, священными книгами Египтян, возводимыми им в глубочайшую древность337. О Диодоре Сицилийском338 и Апионе339, которые также сознаются, что они узнали о Моисее от старцев и жрецов Египетских, и

г) наконец, то, что эти свидетельства языческих писателей о Моисее заимствованы отнюдь не из священных книг Израильских, а из сторонних источников, как видно частью уже из помянутых сознаний Манетона, Диодора Сицилийского и Апиона, а ещё более из несогласия всех этих языческих свидетельств, иногда простирающегося до крайней степени, с повествованием Библейским.

Имея во внимании эту важность языческих свидетельств о Моисее, мы можем для своей цели вывести из них, по крайней мере, то, что –

a) Моисей действительно существовал,

б) дал Израильтянам Веру и законы, и

в) заключил всё это в письмена, в книгу. В какую же именно книгу? Это с достоверностью разрешат –

2) Свидетельства писателей Иудейских и постоянное, единодушное предание всех Иудеев, почитавших подлинность Пятикнижия Моисеева одним из основных догматов своей веры. Во всех, по порядку, книгах В. 3. и в книгах новозаветных, писанных лицами из Иудеев, и во всех других сочинениях Иудейских предполагается за несомненное не только то, что Моисей написал книгу закона, но что эта книга есть именно Пятикнижие.

В книге Иисуса Навина, в самом её начале, читаем, что Бог завещал ему: крепися и мужайся зело, хранити и творити, якоже тебе заповеди Моисей раб мой..., и да не отступит книга закона этого от уст твоих, и да поучавшися в ней день и нощь, да уразумевши творити вся писанная (1, 7–8). Здесь явно разумеется всё Пятикнижие; ибо в отдельности ни одна из пяти частей его не содержит в себе всего закона. В средине той же книги говорится, что созда Иисус олтарь Господу Богу Израилеву на горе Гевал, якоже заповеди Моисей раб Господень сыном Израилевым, и якоже написася в законе Моисеове (Нав. 8, 30–35): об этом, действительно, и находим написание в книге Исход (20, 25) и в книге Второзакония (20, 25). А в конце книги Иисуса Навина повествуется, что он, созвавши к себе пред кончиной своей всех сынов Израилевых, привёл им на память чудесную историю их предков (23, 24): эта речь его есть как бы сокращение всего Пятикнижия.

В книгах Судей, Руфь, Царств, Паралипоменон, или приводятся некоторые законы из Пятикнижия Моисеева, или упоминаются некоторые исторические сказания, заключающиеся в нём, или даже ясно говорится о Моисее и законе Моисея (Суд. 3, 4; Руф. 4, 7 и 12, сн. Второз. 25, 7 и Быт. 38, 29; 4Цар. 14, 5. 6; 2 Парал. 24, 9).

В книге Ездры говорится, что Иисус, Зоровавель и братия его, по возвращению из плена Вавилонского, создаша олтарь Богу Израилеву..., якоже писано есть в законе Моисеа человека Божия (1Ездр. 3, 2), а когда окончен был храм, поставиша священников в чинех своих, и левиты в частех своих..., якоже писано есть в книзе Моисеове (-6, 18). По снесении этих мест с тем, что написано в 3 и 6 главах Числ, нельзя сомневаться, какая здесь разумеется книга Моисеева.

В книге Неемии, кроме того, что не раз упоминается о законе Моисея (8, 1. 2. 14 и др.), говорится, что в этой книзе Моисеове обретеся написано: да не имут внити Амманитяне и Моавитяне в церковь Божью даже до века: понеже не сретоша сынов Израилевых с хлебом и водою, и наяша на них Валаама на проклятие их (Неем. 13, 1–2). Это, действительно, и написано в 3 ст. 23 гл. Второз. и 23 гл. Числ.

В книге Товита повествуется, что сын Товии, вследствие отеческого наставления, поял себе жену от семени отец своих (4, 12), по закону Моисеову (7, 12). Этот закон начертан в 7 ст. 26 гл. Чисел.

В Псалмах встречаются выражения из Пятикнижия, повторяется вся история Моисея, воспоминаются его чудеса и знамения (Псал. 104–106; 113–114).

Что же касается до книг пророческих: то в них весьма часто упоминаются события, описанные в Пятикнижии (срав. Исх. 14, 21 и Иса. 51, 10; Ис. 52. 4 с Быт. 46,6; Мих. 6, 4–5 с Числ. гл. 22–24 и др.), приводятся законы и другие мысли, очевидно, заимствованные из Пятикнижия (срав. Иерем. 34, 14 с Исх. 21, 2; Иез. 4, 6 с Числ. 14, 34; Иез. 20, 11 с Лев. 18, 5; Авд. ст. 10 с Быт. 27, 42) а нередко и прямо говорится о законе Моисея. Так Варух-пророк пишет: устави Господь слово свое, еже глагола на нас... навести на ны зло велие, еже не сотворися под всем небесем, якоже сотворися во Иерусалиме, по писанным в законе Моисеове и далее (2, 2–4). Точно также рассуждал в своё время и пророк Даниил: и прииде на ны клятва и заклятие, вписанное в законе Моисеа..., якоже есть писано в законе Моисеове, вся злая сия приидоша на ны (Дан. 9, 11 и 13). Эти бедствия, точно, и предсказаны в 27–29 гл. Второзакония. Наконец, пророк Малахия заключает своё и все ветхозаветные пророчества следующими словами: Помяните закон Моисеа раба моего, якоже повелех ему в Хориве ко всему Израилю повеления и оправдания (4, 4)340.

То же самое встречаем и в книгах Нового Завета. Например, Евангелисты приводят слова Иисуса Христа прокажённому: шед покажися иереови и принеси дар, егоже повеле в законе Моисей во свидетельство им (Матф. 8, 4): этот закон находится в 14 гл. книги Левит; – слова Спасителя саддукеям: несте ли чли в книгах Моисеовых, при купине, якоже рече ему Бог: Аз есмь Бог Авраамов, и Бог Исааков, и Бог Иаковль (Марк. 12, 26): это место содержится в книге Исход гл. 3, 6; – слова фарисеев и саддукеев Спасителю, указывающие на два закона Моисеева – в Пятикнижии (сн. Марк. 12, 19 со Второз. 25, 5; Иоан. 8, 5 с Лев. 20, 10). Апостол Иаков упоминает о том, что Моисей по всем градом проповедающия его имать, в сонмищах по вся субботы чтомый (Деян. 15, 21). Ап. Павел говорит (2Кор. 3, 13–16) о покрывале, какое полагал Моисей на лице своём (Исх. 34, 30), и о чтении Израильтянами закона Моисеева341.

Излишне было бы после этого приводить бесчисленные свидетельства о подлинности Пятикнижия Моисеева из сочинений Филона, Иосифа Флавия, талмудистов и всех раввинов.

Остаётся заметить, что свидетельство Иудеев о подлинности Пятикнижия, хотя и домашнее, в глазах всякого здравомыслящего, должно иметь высокую важность, потому что:

а) это есть свидетельство целого народа, переходящее, по непрерывному преданию, из рода в род, и восходящее до времён самого Моисея;

б) писатель Пятикнижия есть лицо самое знаменитое во всей истории Евреев, как освободитель их из плена Египетского и законодатель, которого, следовательно, они не могли не знать более, нежели кого-либо другого;

в) самая книга его во все времена находилась у них в величайшем уважении и употреблении, как священный кодекс, из которого изучали они свою Веру, узнавали законы гражданств, родословия и права различных поколений, судьбу своих предков и пр.;

г) за эту книгу, из приверженности к той Вере и законам, которые в книге содержатся, в продолжение веков, Евреи соглашались терпеть презрение народов и даже преследования, но не соглашались от неё отказаться.

3) Наконец, свидетельство Самарян342, и свидетельство также величайшей важности. Известно, что эта небольшая секта, доселе существующая в Палестине, сохраняет у себя, как священную книгу закона, Пятикнижие Моисеево, написанное древними Еврейскими буквами, употреблявшимися до пленения Вавилонского343. Никак нельзя допустить, чтобы Самаряне позаимствовали Пятикнижие от Иудеев, или Иудеи от Самарян, после пленения Вавилонского: ибо

а) при первом возвращении Иудеев из этого плена, Самаряне уже выдают себя им за их единоверцев,– следовательно, имели уже у себя и знали их закон;

б) с этих же самых пор, по случаю сделанного Иудеями отказа Самарянам участвовать в построении второго храма Иерусалимского, между теми и другими возгорелась непримиримая народная ненависть, доходившая до высочайшей степени (Иоан. 4. 7–9) и не позволяющая верить, чтобы один из этих народов мог позаимствовать Веру от другого;

в) наконец, нельзя было бы в таком случае ничем объяснить, почему Самаряне, принимая от Иудеев Пятикнижие, не захотели принять всех прочих, существовавших уже в то время, священных книг Иудейских, которых они, действительно, не приемлют. Итак, когда же и от кого заимствовали Самаряне Пятикнижие? Священная история ясно говорит, что они добровольно приняли Иудейскую Веру, хоть и не отказались от своей древней, ещё при Ассирийском царе Ассарадане (лет за 200 до возвращения Иудеев из плена) от одного Израильского священника (4Цар. 17, 26–31; Ездр. 4, 2), который, пришедши проповедовать им новую веру, конечно, не мог для этого не принести с собой книги закона; говорит также, что ещё от дней Ассарадана они, по собственным их словам, приносили жертвы Богу Израилеву (Ездр. 4, 2), чем опять предполагается существование у них книги закона. Теперь понятным становится и то, от чего у Самарян – только Пятикнижие Моисеево, и нет прочих священных книг Иудейских: всего вероятнее, оттого, что просветивший их проповедью Израильский священник принёс с собой к ним одно Пятикнижие, как книгу самонужнейшую в начале его великого дела. Прочих же книг не принёс, или по трудности в скором времени списать их для себя перед отправлением на проповедь, или даже не потому ли, что сами Израильтяне, по отделению своему от Иудеев, предавшись идолопоклонству и исполняя только обрядовый закон Моисеев (3Цар. 12, 28–33). Для чего им совершенно достаточно было иметь одно Пятикнижие,– всех прочих священных книг Иудейских не приняли, считая их излишними для своей веры, может быть, не имея и уважения к ним, как незадолго пред тем явившимся, и написанным лицами (напр. Давидом, Соломоном), которых они (Израильтяне) не уважали.

Если же к Самарянам перешло Пятикнижие от Израильтян; то откуда взялось оно у самих Израильтян? Судя по той ненависти, какая водворилась между Израильтянами и Иудеями со времени разделения их на два царства, никак нельзя допустить, чтобы те или другие, после этого события, могли заимствовать друг у друга Веру и книгу закона. Следовательно, появление Пятикнижия надобно отнести ко времени, когда оба эти народа составляли ещё один народ. К какому же именно? Известно, что Пятикнижие по своему содержанию очень не благоприятствовало видам первого царя Израильского Иеровоама и также видам избранных им священников, которые не происходили от колена Левиина, как следовало бы по закону Моисееву. Потому, конечно, они охотно, ещё в самом начале, отвергли бы эту книгу, если бы в народе их не было глубокой уверенности, что книга принадлежит великому законодателю-Моисею. Но могла ли глубоко укорениться в сердцах Израильтян эта уверенность, если бы Пятикнижие появилось только за несколько десятков пред тем лет, например, в дни Соломона или Давида? Не постарались ли бы в таком случае Иеровоам и избранные им священники всеми мерами обнаружить пред народом новость этой книги и подлог? И не отказались ли бы Израильтяне уважать её, узнавши, что она принадлежит царствованиям Давида или Соломона, к учреждениям которых, по примеру царей своих, не питали они никакого уважения? Что же касается до древнейшей Иудейской истории от Давида даже до первых преемников Моисея: то она представляет нам одни времена беспорядков, вовсе неблагоприятных для подлога такой книги, которая могла быть принята только с общего согласия всего народа. Таким образом, Пятикнижие, находящееся доныне в руках Самарян, необходимо приводит к мысли, что книга эта одолжена своим происхождением самому Моисею.

Имея в мысли доселе изложенные доказательства подлинности Пятикнижия прямые – внешние и внутренние, мы легко можем, при некоторых новых замечаниях, представить и доказательство косвенное.

1) Несомненно, по свидетельству язычников, Иудеев и Самарян, что Моисей существовал и дал еврейскому народу книгу закона. Следовательно, если настоящее Пятикнижие, приписываемое Моисею, ему не принадлежит, то подлинное сочинение Моисеево затеряно Иудеями и на место его принято подложное. Но –

2) Подлинное сочинение Моисея и не могло затеряться и не затерялось. Не могло потому, что оно постоянно должно было находиться в руках судей и левитов, как единственный кодекс законов политических и религиозных, и, следовательно, потому, что все имели сильнейшие побуждения заботиться о сохранении его. Ибо, без книги закона Моисеева, ни левиты, ни судьи, ни самый народ не могли бы исполнять своих обязанностей религиозных и политических. Не затерялось: ибо, как мы видели, писатели Иудейские всех времён, начиная с самого Моисея, приводят в своих книгах места из его Пятикнижия, которым, значит, постоянно пользовались346.

3) А для подлога Пятикнижия мы не можем указать ни времени во всей истории еврейского народа, ни способа.

Неоспоримо, что за 250 лет до Р. Хр. настоящее Пятикнижие существовало: ибо тогда сделан был перевод семидесяти толковников. При Ездре также существовало: ибо он сам представляется искусным в законе Моисееве (1Ездр. 7, 6). И со времён Ездры сохраняется у Евреев о Пятикнижии, как и о прочих священных книгах, непрерывное предание. Существовало и до Ездры: ибо за несколько десятков лет прежде него, по его же свидетельству, Зоровавель с другими соотечественниками, возвратившись из плена Вавилонского, создал алтарь Богу Израилеву, да принесут на нем всесожжения, якоже писано есть в законе Моисеа (1Ездр. 3, 2). И Самаряне просили Зоровавеля допустить и их к соучастию в возобновлении храма, указывая на то, что они чтут одного Бога с Иудеями и одинаковым образом (1Ездр. 4, 2),– значит, также имели у себя Пятикнижие Моисеево.

Видим мы существование Пятикнижия и в дни Соломона, который создал дом Господу, где начало совершаться служение по закону Моисееву;– и в дни Давида, Саула и Самуила, которые, как показывает их история, не знали другого закона, кроме закона Моисеева. Существовало Пятикнижие и до Самуила: ибо и тогда уже был у Евреев ковчег завета, находившийся в Сихеме, были служение Левитское, скиния и праздники, совершавшееся в определённые времена,– и всё это сообразно с узаконениями, предписанными в книгах Моисея. Словом: восходя постепенно через весь ряд времён истории Израильского народа до самого Моисея, мы везде встречаем существование Моисеева закона.

Ещё более невероятным представляется предполагаемый подлог настоящего Пятикнижия, на место другого какого-то сочинения Моисеева, якобы затерявшегося, если сообразить, что требовалось от обманщика для успеха в таком предприятии. Ему –

а) нужно было для этого составить и подложить но только одно Пятикнижие, но и все прочие книги Ветхого Завета, исторические, учительные и пророческие: ибо во всех их есть ясные указания на Пятикнижие, приводятся из него законы, воспоминаются чудеса и другие события, в нём изложенные.

б) нужно было уверить всех Иудеев, что вновь составленные книги суть те самые, которые издревле Иудеи почитали за священные. Уверить судей, что законы, в этих книгах содержащееся, те самые, по которым и прежде чинились в Израиле суд и расправа. Уверить священников и левитов, что священнодействия и обряды, предписываемые подложными книгами, были и прежде совершаемы в храме. Заставить всех Иудеев принять новые, произвольно измышленные пророчества и псалмы за древние и священные;

в) наконец, чтобы подтвердить истинность содержания подложного Пятикнижия, нужно было сделать в Иудейской церкви и государстве многие новые учреждения и выдать их за учреждения Моисеевы. Например, отделить от прочих колен целое колено Левиино для священного служения алтарю, учредить первосвященническое достоинство, преемственно переходящее в потомстве Аароновом и пр., и уверить сынов Израиля, что всё это ведёт своё начало от самого боговдохновенного их законодателя. Сколько тут несообразностей, трудности и даже невозможности!

Если после этого совокупить все доказательства подлинности Пятикнижия Моисеева, то и в этом отношении должно будет отдать ему полное преимущество пред всеми древними книгами, известными у разных народов, которые, притом, все до одной гораздо новее Пятикнижия.

С не меньшей основательностью может быть показана и неповреждённость Пятикнижия Моисеева. Ибо порчи существенной и не могло произойти в нём, и действительно нет.

1) Не могло произойти. Вспомним только, что эта книга была первым сокровищем для всех Иудеев, как дарованное самим Богом начертание их веры, их законодательства, их истории и других знаний, и находилась особенно у некоторых Иудеев в постоянном употреблении. Известно, во-первых, что автограф Моисея, по повелению его, был положен и постоянно хранился, от страны ковчега завета (Второз. 31, 26). Что Моисей строго запретил прилагать что-либо к его закону, или от него отнимать (Второз. 4, 2). И что для сохранения этого закона назначено было целое колено Левиино, заключавшее в себе около 50,000 человек. Известно, во-вторых, что с автографа Моисеева, по его завещанию, снимаема была верная копия для каждого Нового царя или правителя, при самом избрании их,– с тем, дабы они могли изучить закон и им руководствоваться (Второз. 17, 18 и 19). И что такие же копии постоянно должны были находиться в руках левитов, которые, в противном случае, не только не знали бы учения веры, но не умели бы даже приносить жертв и совершать все прочие обряды богослужения. Такие же копии необходимы были и для судей, которые иначе не могли бы знать гражданских законов своего отечества и чинить суд и расправу. Необходимы и для самого народа, чтобы он мог сообразоваться с этими законами в делах веры и жизни, общественной и домашней. Как же после всего этого допустить, чтобы Пятикнижие Моисеево могло быть существенно повреждено?

Безрассудно предположение, якобы такая порча произведена самими Иудеями. В подкрепление его нельзя придумать ни причины, ни цели, ни самого способа предполагаемого события. И если бы, как-нибудь и почему-нибудь, Иудеи совершили это преступление, тогда всего скорее надлежало бы ожидать, что они уничтожили в Пятикнижии те места, где говорит Моисей о возмущениях, идолопоклонстве и других пороках Иудеев, или предписывает им весьма строгие законы. Между тем все подобные места целы. Нельзя также допустить, чтобы Пятикнижие повредили язычники: ибо как они могли бы сделать это? И повредивши один, два и даже несколько экземпляров, как могли бы они распространить порчу на все прочие экземпляры, находившиеся в руках Евреев? Каким образом могли бы остаться в Пятикнижии совершенно чистое учение о Боге едином, столь несогласное с верованиями язычников, сказания о его чудесах, о его преимущественном благоволении к Иудеям пред всеми язычниками и пр.? Не могли произвести этой порчи ни Самаряне, ни Христиане, если и предположить в них (без всякого основания) такой умысел. Ибо Иудеи, как злейшие враги тех и других, не преминули бы упрекать их в столь великом злодеянии,– чего, однако же, не бывало.

2) Поэтому-то Пятикнижие Моисеево, действительно, и сохранилось во всей целости и неповреждённости даже до настоящих дней. В этом довольно убеждают нас уже те места из Пятикнижия, или указания на него347, которые встречаются во всех последующих священных книгах Иудейских. Места и указания многочисленные и разнообразные, обнимающие едва ли не большую часть Пятикнижия, и касающиеся изложенных в нём догматов, законов нравственных, обрядовых и политических, и истории. Значит, сами священные писатели во все времена любили изучать эту Божественную книгу, знали её в совершенстве, и она, несмотря на различные времена их жизни, является у всех их одной и той же по своему содержанию.

Гораздо более подтверждает неповреждённость Пятикнижия единодушное и всегдашнее свидетельство о нём всех Иудеев, которые в продолжение веков сохраняли книгу закона Моисеева с таким уважением и в такой целости, что, по сказанию некоторых из них, не изменили в этой книге ни одного слова348. Не верить свидетельству целого народа о том, что происходило у него же самого, и что ему только одному могло быть подлинно известным, мы не имеем никакого основания.

Наконец, для полноты убеждения в неиспорченности Пятикнижия, некоторые учёные349 позаботились с особенным вниманием снести и сравнить между собой все манускрипты подлинного текста Пятикнижия, даже все манускрипты древних переводов его, как то, перевода Семидесяти, Аквилы, Симмаха, Феодоциона, перевода Сирского, Вулгаты и различные экземпляры Пятикнижия Самарянского. Что же вышло из всего этого? То, что не нашли никакой существенной разности между древними подлинными списками, древними переводами и между настоящими изданиями Пятикнижия350.

Подлинность прочих книг Ветхого Завета, подобно подлинности Пятикнижия, доказывается:

I. Свидетельствами внешними. У Иудеев находим об этих книгах непрерывное по времени и всеобщее предание:

1) Ныне в их каноне351 содержатся следующие книги, которые признают они и Божественными и, несомненно, подлинными: 1) Бытия, 2) Исход, 3) Левит, 4) Числа, 5) Второзаконие, 6) Иисуса Навина, 7) Судей, 8) две книги Самуила (или первые две книги Царств), 9) книги Царств (третья и четвёртая), 10) Исайя, 11) Иеремия, 12) Иезекииль, 13) двенадцать малых Пророков, 14) Псалмы, 15) Притчи, 16) Иов, 17) Песнь песней, 18) Руфь, 19) Плач, 20) Екклесиаст, 21) Есфирь, 22) Даниил, 23) Ездра и Неемия, 24) Паралипоменон. На двадцать четыре части Евреи разделяют ныне свои священные книги, по числу букв Греческого алфавита. Хотя всех то книг тридцать восемь,– точно так, как прежде считали они у себя двадцать две книги, по числу букв алфавита еврейского, соединяя для этого книгу Руфь с книгой Судей и Плач Иеремии с книгой его пророчеств. Кроме того, все эти священные книги Евреи разделяют на три, более общие, отдела, из коих первый носит название Закона352 (352), второй называется Пророки353, третий – Писания или священные писания άγιόγραψα 354 .

2) Этого же канона держались Иудеи и во время земной жизни Спасителя, как видно, с одной стороны, из современных свидетельств Филона и Иосифа Флавия, которые, говорят как о двадцати двух священных книгах Иудейских, так и о разделении их на три означенные части355. А с другой – из свидетельств самого Иисуса Христа и его Апостолов: ибо в Новом Завете, кроме того, что различаются три класса ветхозаветных книг под именем закона, пророков и псалмов (Лук. 24, 44), почти из всех этих книг приводятся места356.

3) Того же самого канона держались Иудеи и за 300 лет до пришествия Спасителя. Ибо Иисус сын Сирахов, в книге своей, которая, по всем соображениям, явилась на еврейском языке не после как за 300 л. до Рождества Христова357, восхваляя славных мужей Иудейских, и назвавши Исайю, Иерeмию и Иезекииля, непосредственно упоминает о дванадесяти Пророках (Сир. 49, 12), не исчисляя их поимённо. Это показывает, что писания двенадцати малых Пророков были уже приведены в один состав и известны под общим именем дванадесяти, и что тогда существовал уже у Иудеев нынешний канон священных книг, в котором, действительно, вслед за Исайей, Иеремией и Иезекиилем, стоят эти двенадцать Пророков и под общим именем. Кроме того известно, что за 250 л. до пришествия Спасителя сделан перевод еврейских книг на Греческий язык семидесятью двумя еврейскими старцами, избранными из всех двенадцати колен: и в этом переводе помещены все книги, какие находятся в каноне Иудеев.

4) По преданию, канон этот восходит даже до времён Ездры и будто бы самим Ездрой приведён в настоящий свой вид,– преданию, которое не только принимали и приемлют единодушно все Иудеи, но принимали и знаменитейшие учители Христианской Церкви: Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан, Златоуст, Феодорит и другие358. В подтверждение этого предания и в настоящее время можно ещё указать на письменные свидетельства Иосифа Флавия и талмуда. Флавий упоминает об обычае Иудеев, по которому священники их, по окончанию продолжительной войны и вообще смутных обстоятельств, обыкновенно пересматривали древние писания, и как бы делали новое их издание,– что, впрочем, дозволялось не всякому, а только пророкам, кои знали древнейшие происшествия, по вдохновению от Бога (κατἀ τἠν ἑπίπυοιαν ἀπὸ τοῦ Θεοῦ), и писали историю своего времени с величайшей точностью,– и вслед за этим присовокупляет: «Поэтому-то у нас нет бесчисленного множества книг, которые бы взаимно противоречили и опровергали одна другую, а есть только 22 книги, объемлющие всю нашу историю и справедливо почитаемые за Божественные. Из них пять принадлежат Моисею..., в тринадцати, последовавших за Моисеем, Пророки описали происшествия своего времени со смерти Моисея до персидского царя Артаксеркса, преемника Ксерксова; остальные же четыре книги содержат в себе псалмы во славу Божью и полезнейшие правила жизни. Со времени Артаксеркса до наших дней, хотя также всё случившееся заключено в письмена, но эти писания уже не пользуются таким уважением, как прежние, исчисленные нами, книги: потому что прекратилось преемство пророков (διὰ τὸ μὴ γενέσδαι τὴν τῶν προφητῶν ἀκριβῆ διαδοχὴν)"359. Из этих слов видно:

а) что, когда Иудеи возвратились из плена Вавилонского, естественно было, вследствие существовавшего у них обычая, сделать пересмотр и как бы новое издание священных книг;

б) что такое дело могло быть совершено только каким-либо священником-пророком, или несколькими вместе, и

в) что канон Иудейский, доныне существующий, окончательно составлен в это именно время, в царствование Артаксеркса. Кому же с большей основательностью можно приписать это дело, как не Ездре? Он для того и отпущен был Артаксерксом в Иерусалим, чтобы возобновить храм и всё, относящееся к Вере; был священник Божий, имевший дар пророчества, и, как свидетельствует история, тем только и занимался по возвращению в отечество, что с величайшей ревностью заботился о восстановлении между Израильтянами истинного богопочтения и благочестия, учил их закону Божьему и, без сомнения, не без причины назван писцем книги словес заповедей Господних и повелений его во Израили (1Ездр. 7, 10–12). Можно, впрочем, полагать, что Ездра не один совершил пересмотр св. книг и как бы издал их вновь. Помощниками ему, по всей вероятности, были жившие ещё тогда пророки – Аггей и Захария, коих сочинения вошли в его канон, а равно пророк Малахия и Неемия (2 Макк. 2, 13), также жившие ещё в царствование Артаксеркса, при коем окончательно составился священный канон, и внёсшие в него свои книги. Что же касается до свидетельства талмуда Иудейского о происхождении канона: то в одной из древнейших частей его (талмуда), называемой главизною отцов, в самом начале читается следующее: «Моисей принял закон от Синая, передал его Иисусу; Иисус – древним предкам; предки – пророкам; пророки – членам великой синагоги»; в другом месте талмуда сказано ещё яснее и определённее, что канон священных книг Иудейских окончен великой синагогой360, которая, как известно, по учению талмудистов, образовалась именно в дни Ездры.

5) Впрочем, отсюда отнюдь не следует, чтобы прежде Ездры и до окончательного образования канона Иудеи не имели у себя канона священных книг, и не пользовались ими. За противное этому ручаются –

а) Упомянутое свидетельство Флавия об обычае Иудейских священников и пророков, после каждой продолжительной войны, делать пересмотр древним писаниям и как бы издавать их вновь,– обычае, который при Артаксерксе и Ездре уже окончился, а, следовательно, образовался и утвердился в предшествовавшие времена.

б) То, что, действительно, древнейшие Иудейские священные писатели присоединяли свои книги к Пятикнижию Моисееву, находившемуся от страны ковчега в скинии, и таким образом вносили их в священный канон. Так, об Иисусе Навине читаем: и вписа Иисус словеса сия в книгу закона Божия (Нав. 24, 26), т. е. присоединил своё Писание к Пятикнижию (ибо другой книги закона Божия тогда не было у Иудеев) так что книга Иисуса Навина с книгами Моисея составила один экземпляр, один канон. Точно так же Самуил, обнародовав оправдания царствия, написа в книзе, и положи пред Господем (1Цар. 10, 25). Выражение: в книзе (basepher) показывает, что здесь идёт речь об известной, уже существовавшей, книге, к которой книга Самуилова была только присовокуплением, умноживши существовавшее собрание священного канона; а выражение: положи пред Господем, явно указывает на подобное положение Пятикнижия от страны ковчега в скинии.

в) Ссылки самих священных книг позднейших на предшествовавшие. Так, о книге Иисуса Навина, или о том, что содержится в ней, упоминается в книге Судей. О событиях, описанных в книге Судей, равно как в книге И. Навина, говорится в книгах Царств и в Псалмах и т. д. (в чём легко убедиться из одного взгляда на параллельные места, означенные в библиях). Вторая книга Паралипоменон, книга Даниила и Ездры упоминают о пророчестве касательно семидесятилетнего плена Вавилонского и приписывают это пророчество Иеремии (2 Парал. 36, 20–21; Дан. 9, 2; 1Ездр. 1, 1). Сам Иеремия свидетельствует о Михее, пророчествовавшем в дни Езекии, царя Иудина (Иер. 26, 18), и приводит ясные места из Аввакума (сн. Иер. 5, 6 с Авв. 1, 6 и 8; Иерем. 12, 1 с Авв. 1, 13; Иерем. 25, 27 с Авв. 2, 16).

г) Наконец, предания о том, что у Иудеев гораздо прежде Ездры, кроме Пятикнижия Моисеева, существовали и другие священные книги. Так, касательно книги пророка Исайи, Иосиф Флавий рассказывает следующий случай. Причиной, почему Кир царь Персидский дозволил Израильтянам возвратиться в страну отечественную, было объясненное ему и изумившее его пророчество Исайи, который, за 210 лет до рождения этого государя и за сто сорок лет до разрушения первого Иудейского храма, предсказал, что Бог воздвигнет некогда помазанника Кира, и что этот-то помазанник, по внушению Божьему, созиждет снова град Иерусалим и пленение людей Божьих возвратит (Ис. 45, 1–14). Начальные слова самого указа Кирова по этому случаю, сохранённого в книге Ездры, довольно подтверждают справедливость рассказа Флавиева: вся царства земная даде мне Господь Бог небесный, говорит Кир, и той повеле ми, да созижду ему дом во Иерyсалиме, иже во Иудеи (1Ездр. 1, 2). Не естественно ли думать, что здесь – повеле – прямо указывает на означенное пророчество Исайи, особенно если снести оба эти места? Поэтому-то Флавий начало указа Кирова приводит в следующем виде: верую, что всемогущий Бог, давший мне все царства земные, есть Бог Израильтян ибо Он предрёк имя моё через своих пророков, и возвестил, что я обновлю храм его в Иерусалиме»361. Если же всё это справедливо: то значит, что Иудеи ещё во времена Кира, т. е. около 536 л. до Иисуса Христа, имели в руках и признавали подлинными пророчества Исайи. Мало этого: Предание о подлинности этих пророчеств восходит даже до времени самого происхождения их. Ибо в талмуде ясно говорится, что Езекия и его академия включили книгу пророка Исайи в состав священных книг362; а в царствование Езекии и пророчествовал Исайя.

II. Свидетельствами внутренними. При внимательнейшем рассматривании слога и содержания ветхозаветных книг, нельзя не допустить, что они написаны различными лицами, в разные времена, и совершенно сообразны с характером и обстоятельствами тех именно лиц и периодов времени, которым обыкновенно приписываются.

Слог во всех этих книгах оказывается различным, и носит на себе отпечаток разных степеней развития еврейского языка. Так, в книге пророка Исайи язык этот чист, правилен, и можно сказать, является во всём своём совершенстве. В пророчествах Иеремии и Иезекииля он уже смешан с некоторыми Халдейскими оборотами, соответственно тогдашнему положению Иудеев. Вообще же в священных книгах, написанных незадолго пред пленением и во время пленения Вавилонского, слог еврейский не совсем чист, не так ясен и клонится к упадку. Книга пророка Даниила написана частью на еврейском (с самого начала до 4 стиха второй главы, и потом с 8 главы до самого конца), а частью на Халдейском (с 4 ст. 2 главы до конца 7 главы). Точно так же первая книга Ездры написана частью на еврейском, частью на Халдейском (на последнем с 8 ст. 4 гл. до 19 ст. 6 гл., и потом с 12 ст. 7 гл. до 27 ст. той же главы). Явный знак, что последние две книги написаны такими лицами и для таких читателей, которым знакомы были тот и другой языки; а таковы, действительно, и были Даниил, Ездра и им современные Иудеи, находившиеся в плену Вавилонском. Не упоминаем уже о некоторых особенных идиотизмах слога, встречающихся в одних священных книгах, и не встречающихся в других, и ясно показывающих разность писателей.

Такая же разность представляется в содержании священных книг ветхозаветных. У каждого боговдохновенного писателя свой собственный порядок изложения мыслей, свой отличительный способ в описании событий (ибо и дуси пророчистии, как засвидетельствовал св. Апостол Павел, пророком повинуются (1Кор. 14, 32). И Бог, вдохновляя посланников своих сверхъестественным откровением, не лишал их, однако же, и естественных способностей для передачи этого откровения прочим людям). Везде в этих книгах видишь как бы отражение нравов разных времён, отражение разных политических обстоятельств еврейского народа и нередко народов соседних,– и все это в полной сообразности со временем жизни и характером самих священных писателей. Всякому известно, что пророк Исайя отличается особенной возвышенностью мыслей, ясностью и точностью в изложении их; тон пророка Иеремии, преимущественно в его Плаче, тон нежный и как бы плачевный; пророчество Иезекииля проникнуто таинственностью, полно символов, сравнений, аллегорий, притчей, описаний, олицетворений. Кроме того, тот же, например, Иезекииль, живший в Аравии посреди Халдеев, изображает такие именно события, которые были ему современны. Он представляет Навуходоносора, как победителя Евреев, видит Иерусалим разрушенным, храм осквернённым, Иудеев отведёнными в плен и разделёнными посреди языков; в утешение же несчастным пленникам, он предвозвещает им другого Давида, новый Иерусалим, новый храм, в котором Господь навсегда утвердит своё жилище. Пророк Даниил обнаруживает совершенное знание нравов и обычаев Вавилона, местности этой страны, политического и религиозного состояния её обитателей, и изображает это с величайшей точностью363. Вообще можно заметить, что многие из книг ветхозаветных, особенно исторические, представляют собой как бы род дневников. В них соблюдается порядок времён, находятся описания мест, упоминаются имена и фамилии людей, ведутся родословия поколений, преемства царей и первосвященников; словом, замечаются всякие, нередко малейшие и почти ничтожные, подробности. Чем же, всего естественнее, объяснить это, если не тем, что книги ветхозаветные подлинно произошли в разные времена, и написаны лицами, которые жили в те времена, и знали те места, о коих говорят с такою точностью?

III. Невозможностью подлога. Невозможностью как со стороны лица, которое решилось бы на такой поступок, так и со стороны Иудеев, которые будто бы приняли и доныне содержат подложные книги за подлинные и Божественные.

Обманщику, каких бы ни был он способностей, совершенно не по силам подделать более тридцати книг, столь сообразных с характерами и обстоятельствами различных лиц и разных периодов времени,– книг, столь не сходных между собой по предметам, по тону изложения, и особенно по слогу, носящему на себе неизгладимую печать разных степеней развития еврейского языка. Предполагать же для этого многих обманщиков, современных ли между собой, или живших в разные времена, нет ни малейшего основания и явно безрассудно.

Те лица, которым приписываются св. книги ветхозаветные, и в особенности Пророки, были лица общеизвестные и знаменитые между Иудеями. Действуя во имя Иеговы, они открыто и смело проповедовали волю Божью. Слышите слово Господне (4Цар. 7, 1; Иер. 2, 4), взывали они, являясь повсюду, и каждое их пророчество было как бы делом общественным, и сильно возбуждало внимание сограждан; а некоторые предсказания, касавшиеся самого царства Иудейского, производили великие движения во всём народе. Потому-то память о Пророках и их пророчествах переходила у Евреев из рода в род. Как же теперь могло статься, что пророчества, вымышленные и выданные под именами известных всем Пророков, были приняты Иудеями за подлинные? Это тем невероятнее, что Иудеи были весьма разборчивы и осторожны в принятии книг за книги Божественные: для этого они непременно требовали, чтобы известная книга была внесена в священный канон каким-либо пророком. А поэтому и не соглашались сами собой включить в этот канон книг – Товии, Иудифи, Иисуса сына Сирахова и Маккавейских, хотя приписывают этим книгам большую важность364.

Внешние доказательства подлинности четвероевангелия слагаются из свидетельств о нём православных учителей Церкви и из свидетельств её врагов язычников и еретиков. Тех и других свидетельств чрезвычайно много, и непрерывную цепь их можно было бы провести через весь ряд веков от появления Христианства до настоящего времени. Но в таком предприятии нет нужды: потому что самые упорные противники подлинности наших евангелий соглашаются, что с начала третьего века они существуют. Значит, нам достаточно представить свидетельства о четвероевангелии, относящиеся только к двум первым столетиям.

I. В последней половине второго века четвероевангелие несомненно существовало и было общеизвестно во всём Христианском мире, на востоке и на западе: ибо здесь и там мы видим употребление наших евангелий не только в самой Церкви, но и у врагов её.

1) В самой Церкви. Климент Александрийский, сделавшийся главой знаменитого Александрийского училища с 189-го года, приводит многочисленные места из всех наших четырёх евангелий371, как из таких описаний, Божественная важность которых не подлежит ни малейшему сомнению, упоминая иногда, притом, имена самих евангелистов372. Чтобы понять важность этого свидетеля, надобно взять во внимание, во-первых, то, что он был ученик Пантена и обращался с древнейшими учителями Церкви, мужами Апостольскими, от которых, конечно, и узнал о подлинности четвероевангелия. А во-вторых, то, что Климент, как пресвитер Александрийский и как наставник училища, откуда исходили пастыри для всего тамошнего края, в настоящем случае служит для нас представителем верования всей церкви Александрийской касательно евангелий, которое ещё определённее выразил ученик его Ориген (по воспитанию относящийся к концу второго же века) в следующих словах; «о четырёх евангелиях я узнал из предания, что они только одни, без всякого противоречия, приемлются во всей церкви Божьей, находящейся под солнцем, и именно: первое евангелие написано Матфеем, второе... и пр.»373.

Афинагор Афинский в своей апологии, изданной около 177-го года, приводит точные слова из евангелий от Матвея и от Луки374, и, как наставник того же Александрийского училища, представляет новое свидетельство о веровании церкви Александрийской касательно евангелий.

Феофил Антиохийский столько был убеждён в Божественной важности и подлинности четырёх евангелий, что написал на них комментарий, который хотя не дошёл до нас, но был, известен блаж. Иерониму, приводящему из него объяснение одной притчи375. Кроме того, в сочинении своём к Автолику, которое и доныне сохранилось, Феофил приводит тексты из евангелий от Матвея, от Луки и от Иоанна, называя последнего по имени376. Будучи епископом Антиохийским, Феофил должен был знать и утверждать верование всех частных церквей, ему подведомых, и потому в его голосе можно слышать голос всей западной Христианской Сирии.

Тертуллиан (ещё до уклонения своего от православия) самым определённым образом выражается о четырёх евангелиях, утверждая, что они написаны Апостолами, или учениками Апостольскими, Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном, и доказывая важность этих евангелий, с одной стороны, тем, что они существуют в церквах Апостольских непрерывно со времён самих Апостолов, а с другой – тем, что со времени происхождения своего они признаются за подлинные и Божественные как Апостольскими, так и всеми прочими церквями377. Тертуллиан, Африканский пресвитер и знаменитейший учёный своего времени, без всякого сомнения, есть самый достоверный в этом случае свидетель верования церкви Африканской и даже всех прочих.

Столько же ясные изречения о четвероевангелии встречаются и у св. Иринея: «Мы узнали, говорит он, о домостроительстве нашего спасения не от кого-либо другого, но от тех, через коих дошло до нас евангелие, которое сначала они проповедовали, а потом, по воле Божьей, передали нам в писаниях, как будущий столп и основание нашей веры». И сказавши это, св. отец перечисляет имена самих евангелий и евангелистов в том точно порядке, в каком они доныне остаются378.

Несколько ниже, в том же сочинении он утверждает, что евангелий ни больше, ни меньше, как только четыре. И видит в этом таинственное отношение их к четырём странам мира, в коих насаждена Церковь379. Мало этого: по словам св. Иринея, такова была достоверность всех наших четырёх евангелий уже и в его время, что об них свидетельствовали сами еретики, стараясь каждый подтверждать местами из этих евангелий своё учение380. Вспомним же теперь, что Ириней был современником непосредственных учеников Апостольских, от которых, как сам сознаётся381, любил поучаться с великой заботливостью и в особенности был долгое время ближайшим учеником св. Поликарпа, самого близкого ученика евангелиста Иоанна. Не забудем также, что Ириней, оставивши Азию, где протекли его юность и время воспитания, прежде, нежели прибыл в Лион, посетил до половины тогдашнего Христианского мира, при чём удобно мог узнать всё, что в нём происходило. Потом, будучи ещё пресвитером, по некоторым делам церковным, посетил Рим, и окончил дни свои в Галлии епископом Лионским. Явно, что он мог получить сведения о евангелиях не более, как из вторых уст, от мужей Апостольских, и что свидетельство его ручается за верование не только церкви Лионской, но и всей западной и даже почти всей Церкви вселенской. А поэтому, с полной справедливостью, можно сказать: не будь никаких других свидетельств из второго века о наших четырёх евангелиях, одно свидетельство Иринея могло бы неоспоримо утвердить их подлинность.

Нельзя, однако же, умолчать здесь ещё о двух Христианских свидетельствах того времени касательно евангелий, и свидетельствах особенного рода. Это, во-первых, Сирский перевод четвероевангелия с Греческого подлинника, известный под именем перевода простого (peshito) и восходящий, по крайней мере, к последней половине второго века382 (новое доказательство верования в подлинность всех евангелий церкви Сирской!). А во-вторых – каталог священных книг, открытый Мураторием в одном манускрипте Миланской библиотеки, имеющем по древности, как полагают, не менее тысячи лет. Каталог этот должно отнести, по крайней мере, ко второму столетию. Ибо тот, кем он первоначально написан, говорит, что книга Эрмы составлена в его время, при Римском епископе Пие 1-м. Следовательно, и самый каталог начертан или при Пие же I, или отнюдь не позже, как при его преемнике Аниките, которого посетил св. Поликарп. И этот древнейший каталог священных книг также перечисляет все наши четыре евангелия383.

2) У врагов Церкви, каковы: языческий философ Цельс и ученики еретика Валентина.

Из многочисленных отрывков Цельсова сочинения против Христиан (которое написано около половины второго века), сохранившихся у Оригена, очевидно, что Цельс знал все наши четыре евангелия. Так, в одном месте он сознаётся, что сам видел у священников Христианских какие-то варварские книги, в коих начертаны имена демонов и повествования о слепых384; в другом говорит, что он заимствует возражения против Христиан из их собственных писаний,– а Ориген опровергая его называет эти писания нашими евангелиями, и вообще укоряет этого философа за то, что он без надлежащего внимания читал наши евангелия; в третьем месте Цельс упоминает, что историю действий Иисуса написали именно его ученики385; наконец, даже прямо называет эти писания евангелием ( ἐυαγγέλιον), именем, которое показывает, что в дни Цельса не только существовали наши евангелия, но уже и приведены были в один состав или канон386. В частности несомненно, что Цельс знал:

1) Евангелие от Матфея: ибо говорит обо всех происшествиях, описанных в первых двух главах этого евангелия, и умолоченных прочими евангелистами, как то: о звезде, руководившей волхвов, об их путешествии в Вифлеем, о дарах, принесённых ими родившемуся Мессии, о гонении Ирода против Иисуса, явлении Ангела Иосифу по этому случаю, пребывании Иисуса в Египте. Говорит и сам сознаётся, что он всё это заимствовал из евангелий Христианских387. Далее, Цельс приводит многие правила из нагорной беседы Спасителя; рассказывает о призвании Апостолов; выписывает самые слова из евангелиста Матфея: егда гонять вы во граде сем, бегайте в другий (Матф. 10, 23); упоминает о предательстве Иуды, отречениях Петра, молитве Иисуса Христа в саду Гефсиманском: Отче мой, аще возможно есть, да мимоидет от мене чаша сия (Матф. 26, 39), о чаше с оцтом и желчью, поднесённой Спасителю во время его страданий, о мраке и землетрясении во время его смерти и о многих других происшествиях, как они описаны у евангелиста Матвея388. Знал Цельс

2) Евангелие от Марка: ибо, кроме указаний на многие такие события, о которых он мог получить сведения как из этого, так и из других евангелий, Цельс передаёт ещё в одном своём возражении частный случай, которому основание мог позаимствовать только из евангелия от Марка. Именно утверждая, будто воскресшего Спасителя видела лишь одна жена, испуганная и исступлённая (πάροιστρоς)389. Такую мысль возражатель мог основывать разве только на месте у евангелиста Марка (16, 5 и 8), не встречающемся ни у кого из прочих евангелистов,– месте, где повествуется, что жёны, пришедшие на гроб Спасителя, узревши в гробе Ангела, ужасошася (ἐξεθαμβήθησαν) и изшедше бежаша от гроба, одержаше же их трепет и ужас (τρόμος καὶ ἔκστασις). Знал Цельс –

3) Евангелие от Луки: ибо в одном месте жалуется на гордость Христианских генеалогистов (τούς γενεαλογἡσαντας), которые возводят родословие Иисуса даже до первого человека – Адама390,– деталь, принадлежащая исключительно одному евангелисту Луке (3, 25–38); знал и

4) Евангелие от Иоанна: ибо указывает391 на учение Христианское о Слове, которое есть Сын Божий; на то, что из прободённого ребра распятого Спасителя истекла кровь и вода; называет его светом, животом и пр.,– все детали, какие находим только у евангелиста Иоанна.

О еретиках Валентинианах св. Ириней заметил вообще, что они предпочитали Евангелие от Иоанна прочим Евангелиям (которые, следовательно, они также допускали), и отрывки, приведённые Иринеем из сочинений Валентиниан, совершенно подтверждают это заключение392. Один из первых учеников Валентина, Гераклеон –

а) составил комментарий на Евангелие от Иоанна, из которого (комментария) многие места сохранил Ориген;

б) написал также комментарий на Евангелие от Луки, как можно гадать на основании одного большего отрывка, приводимого из этого комментария Климентом Александрийским;

в) наконец, в своём комментарии на Иоанна двукратно приводит слова Евангелиста Матвея, с прибавлением: по Евангелию393.

Другой, не менее славный ученик Валентина, Феодот, допускал все четыре Евангелия. В извлечении из сочинений его, которое сделано одним, преданным ему, учеником, и сохранилось в конце творений Климента Александрийского,–

а) приводятся, с совершенной точностью, многие слова Спасителя, как они изложены у Евангелистов Матвея, Луки и Иоанна;

б) повествуется о пребывании Спасителя в пустыни с теми подробностями, какие находятся только у Евангелиста Марка;

в) и три раза встречается выражение: сказал Апостол, перед текстами, приводимыми из Евангелий от Матвея, Луки и Иоанна394. Третий, известнейший ученик Валентина, Птоломей в письме своём к Флоре, сохранённом Епифанием395, повторяет многие места из Евангелия Матвея и одно из Евангелия Иоанна с прибавлением: сказал Апостол. Четвёртый ученик Валентина, Марк, по свидетельству св. Иринея, прилагал к своему учению об эонах многие места из Евангелий Матвея, Луки и одно из Евангелия от Марка396.

Взявши в совокупности доселе приведённые нами свидетельства, мы должны заключить, что все наши четыре Евангелия существовали и составляли уже определённый канон не только в последней половине второго века, но и в первой: ибо, бесспорно, книга, из которой приводятся места в каких-либо сочинениях, должна быть написана прежде этих сочинений, и для того, чтобы Евангелия могли распространиться во всех Христианских церквах, находившихся в Азии, Европе и Африке, могли быть единодушно приняты всеми Христианами и соделаться известными самим язычникам,– для всего этого требовалось довольно времени.

II. Но есть, кроме того, и прямые достоверные свидетели, которые ясно подтверждают, что четвероевангелие, точно, существовало в первой половине второго века. Таковы –

1) Из числа церковных писателей того времени: св. мученик Иустин, св. Поликарп и Папий.

Первый –

а) в одной из апологий своих говорит о памятных книгах Апостолов (ἀπομνημονέυματα τῶν ὰποστόλων), которые читаны были Христианами в священных собраниях и обыкновенно назывались Евангелиями: а что св. Иустин разумел собственно наши Евангелия, за это ручается тут же приведённое им из упомянутых книг место об установлении евхаристии в таких выражениях, какие находим у св. Матвея, Марка и Луки397;

б) во всех своих сочинениях предполагает Евангельскую историю за несомненную, стараясь, например, в разговоре своём с Трифоном-иудеянином доказать совершенное согласие ветхозаветных пророчеств с событиями жизни Христовой в том виде, как именно они изображены у наших Евангелистов;

в) наконец, в разных местах своих сочинений почти слово в слово приводит многочисленные тексты из всех наших четырёх Евангелий398.

Обстоятельства жизни св. Иустина весьма много возвышают важность его свидетельства. Родившись в начале второго века (в 103 г.) в Палестине, он, без сомнения, мог знать многих из тех лиц, кои жили вместе со св. Симеоном, учеником и близким родственником самого Спасителя, бывшим вторым епископом в Иерусалиме и потерпевшим мученическую смерть в 107 году; мог также знать учеников св. Евангелиста Иоанна, скончавшегося около 100 года нашей эры, и обращаться как с теми, так и с другими. Кроме этого, он предпринимал путешествие в Рим, где и написал вторую свою апологию, пребывал долгое время в Александрии, проходил малую Азию, и в Ефесе сочинил свой разговор с Трифоном. Значит, посетил все, знаменитейшие в то время, Христианские церкви, Иерусалимскую, Александрийскую, Ефесскую и Римскую, и сам непосредственно мог узнать, какие в них употреблялись Евангелия.

Св. Поликарп, муж Апостольский, ученик св. Иоанна Богослова и епископ Смирнский, в послании своём к Филипписеям, написанном около 107 года (п. 2 и п. 7), приводит места из Евангелий от Матфея (5, 3 и 10; 6, 13; 26, 41), от Марка (14, 38), от Луки (6, 37 и 38). И если не приводит ни одного места из Евангелия от Иоанна, зато приводит (п. 7) слова из первого послания этого Апостола (4, 3). А всеми принято за несомненное, что это послание не могло иметь другого писателя, как только того, кто написал и Евангелие от Иоанна. Должно здесь припомнить, что, кроме послания, от св. Поликарпа дошло до нас пять отрывков в Латинском переводе шестого века, которые лучшими критиками признаются за подлинные. В третьем из этих отрывков св. отец даёт нам самое разительное свидетельство, что в его уже время известны были все наши Евангелия с именами самих Евангелистов, и притом ни больше, ни меньше, как четыре399.

Современник св. Поликарпа, Папий, епископ Гиераполитский (который сам рассказывает о себе следующее: «когда я встречал кого-либо из древних, жившего с Апостолами, я с заботливостью старался расспросить, чему они учили, что говорили Андрей, Пётр, Филипп, Фома, Иаков, Иоанн, Матфей, или какой-либо другой ученик Господень, что говорили священники Аристион и Иоанн, бывшие также в числе учеников Господа»),– этот самый Папий в том же своём сочинении, по свидетельству Евсевия, ясно передал от древних, и особенно от учителя своего священника Иоанна сказание, что одно Евангелие написал Матфей на еврейском языке, другое Марк, спутник Апостола Петра, и приводит тексты из первого послания Иоанна,– чем, подобно св. Поликарпу, даёт свидетельство и о Евангелии от Иоанна400.

2) Но если, по случаю потери многих Христианских сочинений первой половины второго века (напр., некоторых сочинений св. Иустина и Папия), мало дошло до нас от того времени свидетельств самой Церкви о нашем четвероевангелии: за то совершенно ясные свидетельства о нём сохранились от врагов Церкви, еретиков, и, следовательно, свидетельства тем более важные.

Тациан, бывший учеником св. Иустина, и потом сделавшийся главой секты Энкратитов или Севериан,

а) до уклонения своего от православия, написал книгу против язычников, в которой приводит два точных места из Евангелия от Иоанна401;

б) а по уклонению – составил своё четвероевангелие (διὰ τεσσάρων), в котором, снося тексты из всех наших четырёх Евангелий, старался расположить эти тексты так, чтобы вышла последовательная история Иисуса Христа. И не делал к ним от себя никаких прибавлений, а только злонамеренно опустил всё, противное своим заблуждениям, и в особенности относящееся к родословию Спасителя и происхождению его от Давида. За подлинность этого сочинения Тацианова –

а) ручаются Евсевий, Епифаний и Феодорит: свидетельство последнего тем достопримечательней, что он, сделавшись Сирским епископом, сам нашёл в своей епархии более двухсот экземпляров этой книги, которой пользовались не только последователи Тациана, но, по хитрости еретиков, даже некоторые из православных; и, следовательно, сам мог видеть и сообразить, точно ли из наших четырёх Евангелий извлечено еретическое четвероевангелие, как он рассказывает: в противном случае, конечно, не стал бы утверждать этой мысли пред современниками402;

б) ручается ещё один древний Сирский писатель, говорящий следующее: «Тациан, ученик Иустина мученика и философа, составил одно Евангелие из четырёх, и назвал его – Λιὰ τεσσάρων; первые слова этого сочинения суть: в начале бе Слово"403;

в) наконец, ручается и то, что последователи Тациана, действительно, допускали наши Евангелия, равно как Моисеев закон и книги Пророков, отвергая только Деяния Апостольские и послания св. Апостола Павла404. Какого же ещё можно требовать доказательства, что в первой половине второго века существовали, и в определённом каноне, все наши четыре Евангелия, если ученик св. Иустина несомненно пользовался ими, как сочинениями Апостольскими?.. Столь важную для Христианина истину ученик, без сомнения, не принял бы, когда бы не принимал её учитель. А потому, если не совсем кажутся решительными свидетельства о четвероевангелии, извлекаемые из немногих сохранившихся сочинений самого св. Иустина (тогда как в погибших, может быть, были самые точные и совершенные): то не достаточная ли порука за него – голос ученика?..

О том, как смотрел на наши четыре Евангелия Маркион, другой знаменитый в то время ересеначальник, довольно известно из опровержений на него св. Иринея и Тертуллиана. Первый говорит, что Маркион, принимая с уважением одно Евангелие от Луки, поносил три прочие отнюдь не потому, чтобы не признавал их подлинными, т. е. происшедшими от Апостолов и их учеников, а только потому, будто Апостолы, не понявши учения Христова, примешали к нему в этих Евангелиях многое из ветхозаветного учения Иудейского (которого Маркион был враг), тогда как Евангелист Лука (у которого Маркион думал находить подтверждение своим мыслям), писавший под непосредственным надзором св. Ап. Павла, избежал этого405. Последний (Тертуллиан) напоминает Маркиону, что некогда веровал и он сказанию Евангелиста Матвея о яслях Спасителя и поклонении ему пастырей и волхвов, как сам сознался в одном своём письме406. Упрекает еретика за то, что он отверг Евангелия, видимо осуждающие его, и повредил даже принимаемое им, тогда как одно Иоанново Евангелие могло бы ниспровергнуть его лжеучение407. Наконец, желая доказать противнику, что Евангелие, принимаемое Церковью, истинно и не повреждено, напротив неистинно и повреждено его – Маркионово Евангелие, знаменитый учитель указывает на то, что первое древнее последнего, было принимаемо до известного времени самим Маркионом, ведёт своё начало непрерывно от самих Апостолов во всех церквах Апостольских и прочих408. Нельзя не заметить, что если бы Маркион не верил происхождению от Апостолов отвергаемых им Евангелий, ужели бы он не воспользовался этим благовидным средством для оправдания себя? И Тертуллиан, рассмотревший по порядку все Маркионовы оправдания, ужели бы опустил одно это, и не постарался дать полного ответа на вопрос столь важный? С другой стороны, если бы наше четвероевангелие не было, действительно, единодушно принимаемо всей Церковью в дни Маркиона: как осмелился бы Тертуллиан противополагать ему в этом случае свидетельства Коринфян, Галатов, Ефессеян, Филипписеян, Солунян, Римлян и Азийских церквей, основанных св. Иоанном? Если бы также не было известно в то время, что наши Евангелия сохраняются в церквах Апостольских, точно, со времён самих св. Апостолов: мог ли бы и это противоположить учёному еретику славнейший учёный муж Христианский?

Точно также и касательно третьего, современного Маркиону, ересеначальника Валентина, появившегося со своим лжеучением около 134 года, св. Ириней, Тертуллиан и Епифаний свидетельствуют, что еретик этот только искажал смысл наших Евангелий, а отнюдь не отвергал их409.

Ещё достопримечательнее здесь древние известия о Василиде и Карпократе, таких ересеначальниках, которые жили весьма близко к временам самих Апостолов. Опровергавшие заблуждения Карпократа, учители Церкви нигде не упрекают его в том, чтобы он отвергал подлинность наших Евангелий, напротив, утверждают, что последователи этого еретика старались основывать и собственные мнения на текстах Евангельских410. А Василид, по словам современника его Агриппы Кастора, написавшего на него опровержения411, составил даже до двадцати четырёх книг на Евангелие (τὸ ἐυαγγέλιον). Это выражение, употреблённое Агриппой и потом Евсевием без всякого нарочитого замечания, конечно, означает у них то же, что означало оно вообще и всегда между Христианами, т. е. всё четвероевангелие, принимаемое Церковью. Иначе, если бы речь была о Евангелии каком-либо подложном, или испорченном еретиками, Агриппа и Евсевий не употребили бы, против всеобщего обыкновения, священного выражения Церкви τὸ ἐυαγγέλιον без приличной оговорки. Умалчиваем уже о том, что Климент Александрийский, Ориген и Епифаний, писавшие против последователей Василида, нигде не укоряют их за отвержение подлинности наших Евангелий.

III. Наконец, есть достаточные основания утверждать, что и в первом веке известны были наши Евангелия, каждое со времени своего происхождения, исключая Евангелия от Иоанна, явившегося к концу этого века (около 98 года).

Такая мысль вытекает уже из предыдущего. Быть не может, чтобы писатели первой половины, даже первой четверти второго века, благоприятствовавшие и не благоприятствовавшие Церкви, согласились вместе и без всякой причины признавать какие-то сочинения самих Апостолов, если бы не прияли об этом завещания от своих учителей, своих отцов и предков... Тем более невероятно, чтобы эти сочинения, о которых дотоле никто ничего не слышал, вдруг приняты были всей Церковью, находившейся уже тогда в разных странах мира, и сделались правилом всеобщего верования Христиан. Нет, если в начале второго века с таким уважением смотрели на наши Евангелия, то уважение это, без сомнения, перешло из века первого.

От мужей Апостольских первого века сохранилось лишь несколько, и то кратких, посланий; к счастью, и в этих немногих, но драгоценных памятниках, находится немало свидетельств о нашем четвероевангелии.

Св. Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский († 107 г.), лично знавший многих Апостолов, и большую часть жизни проведший при св. Иоанне Богослове,–

а) упоминает о разделении св. Писания на Евангелие (которое, значит, существовало), Апостолов и Пророков412;

б) убеждает держаться учения Христова тех верующих, которые говорили: «если не найду в архивах, то не поверю Евангелию»413;

в) выражает мысль, что Евангелие содержит в себе истории о пришествии, страдании и воскресении Спасителя414;

г) и, наконец, приводит места из Евангелий от Матфея и от Луки415, хотя не упоминает, откуда их заимствует.

В послании св. Варнавы, написанном около 76 года, находятся два точных места из Евангелия от Матфея, а именно; не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние416 (Epist. cap. 5 – Матф. 9, 13); мнози суть звани, мало же избранных (ibid. с. 4 – Матф. 22, 14), и – одно место из Евангелия от Луки; всякому, просящему у тебе, дай417 (ibid. с. 19 – Лук. 6, 30). Но всего замечательней то, что приводя слова; мнози суть звани..., муж Апостольский присовокупил: как написано418, и таким образом засвидетельствовал, что он заимствовал эти слова не из какого-либо устного предания, а из письменного.

Наконец, св. Климент Римский, живший и обращавшийся со многими Апостолами, особенно с Петром и Павлом,–

а) в первом своём послании к Коринфянам приводит, хоть и не буквально, многие изречения Спасителя, находящиеся в трёх первых наших Евангелиях, и приводя приглашает Христиан, только вспомнить эти изречения,– чем, очевидно, предполагается, что они, а, следовательно, и Евангелия, были уже известны верующим419;

б) во втором же своём послании к Коринфянам, кроме того, что приводит места из Евангелий от Матвея и от Луки420, в одном случае употребляет при этом выражение: говорит Писание421, а в другом: говорит Господь в Евангелии422, хотя и не везде буква в букву предлагает самые тексты.

Справедливость требует заметить,

1) что многие сочинения первого века не дошли до нас423, и между ними некоторые даже из сочинений мужей Апостольских, например, св. Климента и св. Игнатия Богоносца, как показывают сохранившееся из них отрывки424: а в этих сочинениях могли быть полные и точные свидетельства о наших св. Евангелиях;

2) что если мужи Апостольские в своих, дошедших до нас, писаниях, приводя места из Евангелий, большей частью не указывают на самые Евангелия: то отсюда отнюдь не следует, будто бы эти места приводятся из какого-либо другого источника: ибо –

а) так же точно, по большей части, поступают эти св. отцы, и приводя тексты из книг ветхозаветных, которые бесспорно тогда существовали;

б) так весьма часто поступаем и мы, хотя никто не станет заключать, будто мы приводим места не из Писания;

в) в некоторых случаях, как мы видели, Апостольские мужи ясно выразили, что они заимствуют слова из Писания, или из Евангелия;

3) если, наконец, эти достоуважаемые мужи повторяют места из наших Евангелий, по большей части, не слово в слово: то, без сомнения, потому, что они приводили тексты не прямо из священных рукописей, а на память, как поступал во втором веке св. Иустин, поступали и поступают очень нередко, во все времена, многие Христианские писатели.

Итак, вот пред нами и из двух первых веков Христианства более двадцати свидетелей, подтверждающих подлинность нашего четвероевангелия: одиннадцать из них принадлежат к числу Христиан православных, десять к числу врагов Церкви.

Из числа первых пять, именно: св. Варнава, св. Климент Римский, св. Игнатий Богоносец, св. Поликарп и Папий, как непосредственные ученики и мужи Апостольские, могли узнать о подлинности Евангелий из первых уст, от самих Апостолов, и, следовательно, суть свидетели величайшей важности. Между тем у них одних, если не у каждого порознь, то в совокупности находим

1) ясные места из всех наших Евангелий: всего более из Евангелия от Матфея425, которое, явившись прежде других, успело скорее и распространиться между Христианами; потом из Евангелия от Луки426; далее из Евангелия от Марка427, и, наконец, из Евангелия от Иоанна, которое, будучи написано уже к концу первого века, и приводится у одного только св. Поликарпа, а прочим мужам Апостольским, жившим до этого времени, даже не могло быть известным;

2) встречаем нередко сказания, что они приводят эти места не по устному преданию, сохраняющемуся со времён Спасителя в Церкви, а именно из Писаний, или ещё прямее, из Евангелия428;

3) наконец, встречаем самые имена всех четырёх Евангелистов и ясный намёк о числе Евангелий429. Остальные шесть Христианских писателей почти все суть ученики мужей Апостольских, или, по крайней мере, имели случай близко обращаться с ними. Следовательно, могли слышать о подлинности четвероевангелия из вторых уст и отнюдь не более, как из третьих: значит, опять свидетели высокой важности. Эти свидетели не только уже все в совокупности, но даже и каждый порознь, одни, например, св. Климент Александрийский и св. Иустин, приводят многочисленные места из всех наших Евангелий с прямым указанием на Евангелия, а другие, каковы св. Ириней и Тертуллиан, говорят, кроме того, о четверичном числе Евангелий и прямо именуют их писателей.

Что же касается до свидетельств о подлинности четвероевангелия врагов Церкви, то лучших свидетельств нельзя и пожелать:

а) потому уже, что это суть свидетельства врагов;

б) врагов, нередко очень учёных (каков Цельс), живших весьма близко к началу Христианства, и, следовательно, имевших полную возможность обличить Христиан в подлоге Евангелий, если бы такой подлог был;

в) врагов, из которых большая часть – почти все еретики – питали уважение к нашим Евангелиям, к одному или даже ко всем, хотя и позволяли себе искажать их;

г) наконец, по точности, полноте и определённости этих свидетельств: так Цельс ясно упоминает о священных книгах Христианских, называет их Евангелием, и приводит места из всех четырёх Евангелистов; Гераклеон составил комментарии на Евангелие от Иоанна и Луки; Тациан – своё четвероевангелие из всех наших Евангелистов и проч.430

Рассматривая наши Евангелия по содержанию, мы не только не встречаем в них ничего такого, что бы противоречило их подлинности, напротив находим полную сообразность:

I. со свойствами писателей, которым они приписываются,

II. с временем, когда жили эти писатели, или происходили описываемые ими события, и

III. с местностью, где жили первые, или последние происходили.

I. Евангелистов нельзя не узнать здесь с первого раза. Греческий язык, на котором написаны Евангелия431, как сознаются внимательно разбиравшие его, не есть язык чисто Греческий, но, по значению многих слов, по целым выражениям и оборотам речи, носит на себе неизгладимую печать языка еврейского и свидетельствует, что писатели Евангелий по происхождению были Евреи. Таковы точно и были св. Евангелисты Матфей, Марк, Лука и Иоанн. Эта совершенная безыскусственность и простота в изображении событий, какая замечается в Евангелиях, эти частые указания на священные книги Иудеев, на лица и происшествия из их истории, показывают, что писатели Евангелий вовсе были незнакомы со светским образованием Греков и с их искусственным историческим методом, не были богаты мирскими сведениями, и знали только одну еврейскую библию. Таковы и были св. Евангелисты. Наконец, эта естественность и живость, с какими описываются в Евангелиях события, невольно заставляют предполагать, что писатели сами были очевидцами всего описываемого ими, или, по крайней мере, слышали о том от очевидцев. Таковы и были св. Евангелисты.

II. в Евангелиях содержится, главным образом, история земной жизни и действий Господа Иисуса; но, начертывая эту историю, Евангелисты очень естественно оставили и краткий очерк тогдашнего состояния Иудеи, бывшей поприщем действий Спасителя. Правда, они касаются этого предмета ненамеренно, мимоходом, и упоминают иногда о самых незначительных деталях; но эти то детали, с совершенной точностью подтверждаемой свидетельствами историков того времени не-христианских432, и служат разительным доказательством подлинности Евангелий.

1) Евангелисты оставили нам краткий очерк церковного состояния Иудейского народа в дни земной жизни Христа-Спасителя.

Они изображают Иудеев, с одной стороны, очень приверженными к своим священным книгам и ревностными к исполнению обрядовых законов, особенно закона о субботе. Но, в тоже время, говорят о них, как о людях, рабски привязанных только к букве Писания и вовсе небрегших о его духе,– как о народе, находившемся почти на крайней степени развращения нравов. И стоит только прочитать со вниманием сочинение тогдашнего историка Иудейского Иосифа Флавия – о войне Иудеев, чтобы убедиться в поразительной верности этой картины.

Евангелисты упоминают о фарисеях и саддукеях, как двух главнейших сектах, бывших тогда в Иудейской церкви: о самарянах, к которым постоянно питали Иудеи непримиримую ненависть: но, что особенно замечательно, представляют нам Иисуса Христа обращающимся со всеми этими сектантами самым приличным образом, вполне соответствующим началам и заблуждениям каждой секты. Так, когда Он беседует с фарисеями, то обличает их в лицемерии, в гордости, в тщеславии, с каким совершали они свои пощения и подавали свои милостыни, в излишней привязанности к отеческим преданиям, которые предпочитали они самому закону и пр. Напротив, обращая речь свою к саддукеям, Он говорит совсем другим языком: видит в них людей грубых и преданных плоти, которые, держась буквы Писания, не постигают его духа, и отвергают воскресение мёртвых. С самарянами Он говорит ещё иначе: обличая их в неведении и расколе, Он даёт им знать, что спасение должно последовать от Иудеи. Все это и есть самое точное изображение фарисеев, саддукеев и самарян в дни земной жизни Спасителя, по свидетельству Иосифа Флавия и других современных сказаний.

По сказанию Евангелистов, Иудейский первосвященник, который производил суд над Христом-Спасителем, назывался Каиафой, и управлял церковью в то самое время, как правителем Иудеи был Пилат Понтийский. А св. Лука повествует, что в одно и то же время два различных лица, Анна и Каиафа, носили имя первосвященника: ещё события, из которых первое и последнее подтверждает Иосиф Флавий433.

2) Находим мы в Евангелиях краткий очерк и политического состояния Иудеи во время Спасителя.

Иудеи находились тогда, по описанию Евангелистов, под игом Римлян, которым весьма тяготились, воздыхая о потерянной свободе; это показывает уже один вопрос, лукаво предложенный некоторыми из фарисеев Спасителю: достоит ли нам Кесареви дань даяти, или ни (Лук. 20, 22),– вопрос, который, будучи предложен случайно, в точности обозначает время, когда жил Христос: ибо несколько раньше или позже вопрос этот не имел бы никакого смысла. В частности, Евангелисты говорят нам о правителях Иудеи, бывших во время Спасителя, об Ироде великом, преемнике его Архелае и другом Ироде, имевшем за собой Иродиаду, жену Филиппа, брата своего. Упоминают также о Понтийском Пилате, который обладал Иудеей в то самое время, как Ирод был четверовластником Галилеи, брат его Филипп четверовластником Итуреи и Трахонитской страны, а Лизаний – Авилинии (Лук. 3, 1) Все эти события и лица, точно, в таком виде существовали и по свидетельству Флавия434.

В сказании Евангелистов нередко предполагается, что у Иудеев в то время, кроме законов и обычаев отечественных, были в употреблении некоторые законы и обычаи Римские. Например:

а) Слова Спасителя: буди увещаваяся с соперником твоим скоро, дóндеже еси на пути с ним, да не предает тебе соперник судии, и судия тя предаст слузе, и в темницу ввержен будеши,– аминь глаголю тебе: не изыдеши оттуду, дóндеже воздаси последний кодрант (Матф. 5, 25–26). Эти слова указывают на употреблявшийся тогда в Иудеи Римский закон, по которому заимодавец имел право схватить своего должника и вести к судье, и, если должник не успевал помириться с соперником своим на пути, судья осуждал виновного на пеню, которую он немедленно должен был заплатить. В противном случае он был ввергаем в темницу, откуда мог выйти не прежде, как воздавши до последнего кодранта435. На этот самый закон Римский указывает и притча Спасителя о двух должниках (Матф. 18, 23) в последней своей части (в ст. 28 и 30).

б) По словам Евангелистов, И. Христа били тростью, прежде, нежели Он был распят на кресте. Этот жестокий обычай над приговорёнными к крестной казни, действительно, употреблялся у Римлян, как свидетельствуют Тит Ливий и Иосиф Флавий436.

в) Спаситель сам принуждён был нести крест, на котором ему надлежало пострадать, пишется в Евангелии. Плутарх говорит, что этот обычай оставался у Римлян в силе и в его время437.

г) По повелению Пилата, говорят Евангелисты, на кресте Спасителя сделана была надпись по-Еврейски, по-Гречески и по-Римски: Иисус Назорянин, Царь Иудейский. Светоний и Дион Кассий свидетельствуют, что у Римлян было в обычае прибивать вблизи осуждённого объявление о причине его казни; а Флавий присовокупляет, что правители Иудейские делали это объявление обыкновенно на разных языках438.

д) Св. Иоанн Богослов повествует, что, по просьбе Иудеев, Пилат повелел перебить голени у разбойников, распятых с Иисусом (Иоан. 19, 31–32). Языческий писатель Аврелий Виктор, восхваляя указ великого Константина, упразднивший казнь смертную, упоминает о перебивании голеней, коему подвергались распятые439.

Из повествования Евангельского мы видим, что у Иудеев были тогда в ходу троякого рода монеты, именно: еврейский сикль, греческая дидрахма и римский динарий. Это совершенно соответствует времени земной жизни Спасителя, когда Иудея, незадолго перед тем находившаяся под владычеством Греков, и принявшая от них, вместе с некоторыми законами, монету, носила уже иго Римлян, сообщавших ей также некоторые свои постановления и монеты. А самое употребление всех этих монет между Иудеями, как оно представлено в Евангельском сказании, совершенно соответствует происхождению монет, или их назначению. Так, плата за что-либо, которая выдавалась из сокровищницы храма, производилась древней Иудейской монетой (Матф. 26, 15). Подати, введённые в Иудее до владычества над нею Римлян, были платимы монетой Греческой. Например, подать поголовная (Матф. 17, 24, сн. Иос. Флавий о войне Иуд. кн. VII, гл. 6). Но в делах общественных, в выдаче жалования, в купле и продаже, употреблялись одни монеты Римские (Матф. 10, 29; 20, 2; Марк. 14, 5; Лук. 12,6; Иоан. 6, 7; 12, 5), которыми платимы были и все новые подати, введённые Римлянами (Матф. 12, 19; Марк. 12, 15; Лук. 20, 24).

III. Ещё более изумительны некоторые подробности топографические, встречающиеся в Евангелиях, и вполне подтверждаемые писателями не христианскими. Довольно представить из этих подробностей немногие.

По словам Евангелиста Иоанна, Пилат, производя суд над Спасителем в преторе, когда услышал вопли Иудеев, изведе вон Иисyca, и седе на судищи, на месте глаголемом лифостротон (Иоан. 19, 9–13), которое, следовательно, находилось невдалеке от претора или жилища Пилатова. И действительно, Иосиф Флавий, рассказывая о том, что Римляне сделали нападение на храм со стороны замка Антония, упоминает о лифостротоне, как внешней принадлежности храма, находившейся подле этого замка440. А Филон в одном месте мимоходом замечает, что претор или жилище Римского правителя помещалось в палатах Ирода, стоявших, как известно, в соседстве храма и замка Антония к северо-западу441.

Города Иерихон и Капернаум в Евангелии представляются как места, где производились сборы пошлин и податей (Лук. 19, 1. 2; Матф. 17, 24; Лук. 7, 1). Но исторически известно, что богатейшее из произведений Иудеи, бальзамовое дерево, составлявшее самый важный предмет торговли, росло в окрестностях Иерихона, и что за это произведение взимаема была правительством пошлина; потому и естественно в Иерихоне надлежало быть мытнице442. Известно также, что Финикияне и особенно Арабы, когда привозили свои товары в Палестину по реке Иордан, проходили этой рекой, прежде всего, мимо Капернаума443; значит, и здесь естественно надлежало быть мытнице для отобрания пошлин за право торговли.

Св. Лука (7, 1–11) повествует, что Спаситель, вышедши из Капернаума Галилейского, пришёл в город Наин; потом, шествуя неподалеку от Иордана, где крестил Иоанн (-ст. 18 и 19), достиг окрестностей Иерусалима. Эту дорогу из Галилеи в Иерусалим обозначает и Флавий, свидетельствуя, что когда Галилеяне ходили по обыкновению в святой град на дни праздников через Самарию, им надлежало переходить Наин, лежавший на пути444.

Евангелисты упоминают о Самарийском городе Сихеме или Сихаре (Иоан. 4, 5), который в дни Спасителя, действительно, и назывался этим именем, а спустя несколько, начал называться Маварфой или Маморфою, и вскоре – Неаполисом, как видно из медалей, выбитых по разрушению Иерусалима445; упоминают также о Кесарии Филипповой (Матф. 16, 13; Марк. 8, 27), которая при Спасителе и Апостолах, точно, носила это имя, но прежде называлась Панеей, а после на монетах и книгах Кесарией Панейской Καισαρεία πρὸς Пανεῖον446. Но, что ещё замечательнее,– св. Иоанн говорит о Филиппе, иже бе от Вифсаиды Галилейской (12, 21): этот город в дни Иоанновы, подлинно, назывался Вифсаидой и был причисляем к Галилее; но весьма скоро затем потерял своё древнее имя, и наименован сперва Кесарией, а потом Юлиадой, по имени Юлии, дщери Августовой; в царствование Тиверия опять назывался Кесарией, по смерти его – снова Юлиадой, и не был уже причисляем к Галилее447. Может ли точность быть изумительнее?..

Как ни малочисленны представленные нами из четвероевангелия примеры топографической точности, но и они могут служить весьма убедительным доказательством его подлинности для всякого беспристрастного исследователя. Он легко поймёт всю силу этого доказательства, когда вспомнит:

а) с какой быстротой, то от деятельности людей, то от действий природы, изменяется поверхность земли: города разрушаются или теряют свои древние имена, пустыни становятся населёнными, а места населённые превращаются в пустыни, реки иссыхают или принимают новое течение, пути сообщения пролагаются по новым местам;

б) как трудно было в древние времена, когда не знали употребления географических карт, писателю, даже не очень далёкому по времени от описываемых им событий, относить эти события к тем именно местам, где они происходили, и с точностью описывать состояние самих мест во время этих происшествий. Лучшие древние историки не избегли грубых ошибок в этом отношении, повествуя о событиях веков предшествовавших448;

в) особенно же, как трудно было соблюсти эту точность позднейшему писателю при изображении состояния Палестины в дни И. Христа: сколько переворотов религиозных и политических испытала она около того времени! Будучи неоднократно разделяема между Римскими прокураторами, Иродами и правителями Сирии, и каждый раз новым и особенным образом,– жертва тиранов, которые, по одной прихоти, изменяли имена её городов, или, в ярости, превращали их в груды развалин,– поочерёдно завоёванная Помпеем, утеснённая Иродом, опустошённая Титом и почти уничтоженная Адрианом, который разрушил в ней до 50 городов и до 985 деревень449,– святая земля, казалось, ежедневно меняла свой вид и состояние. Можно ли было обманщику, даже спустя один век после Евангельских событий, изобразить их с совершенной топографической точностью, какая замечается в нашем четвероевангелии?

Ещё более увидим невозможность обмана и подлога четвероевангелия нашего из следующих соображений:

1) Каждое из св. Евангелий, бесспорно, имело для древних Христиан величайшую важность при самом появления своём: следовательно, тем более каждое должно было обратить на себя всеобщее внимание их, и тем невозможнее было при этом укрыться какому-либо обману. К лицам, под именами которых появились Евангелия, Христиане питали также глубочайшее уважение, и, следовательно, имели новое побуждение со всей осмотрительностью исследовать, точно ли писания, приписываемые этим лицам, принадлежат им, и – новый случай открыть подлог, если бы, действительно, он был.

2) Трудность обмануть целое общество в столь важном для него деле гораздо более увеличивается, когда это общество рассеяно по разным странам мира, разделённым между собой большими пространствами: ибо в этом случае уже не одно, а несколько обществ надлежит ввести в обман. Общество Христиан таково и было: ещё сами Апостолы распространили его в Греции и Италии, в малой Азии, Египте и в других странах, основавши притом в каждой стране по нескольку отдельных церквей. Как же возможно было все эти церкви равно убедить, что некоторые писания, о коих они прежде ничего не слышали, произошли от самих боговдохновенных Проповедников св. веры? Как могло случиться, что все Христиане различных стран мира, без малейших противоречий, могли в одно и то же время принять за истину обман, который открыть было для них так легко и так важно?

3) Обман этот представляется совершенно невероятным, когда вспомним, что в недрах Христианства, с самого его начала, существовали многие еретические общества, питавшие непримиримую вражду против Церкви, которая, со своей стороны, подвергала их строгому осуждению. При таких обстоятельствах предполагаемый подлог Евангелий никак не мог утвердиться ни в Церкви, ни в каком-либо еретическом обществе: ибо одна сторона не преминула бы обличить другую, которая, намеренно ли, или по неосмотрительности, впала в столь грубое заблуждение. Но о подобных обличениях ничего не говорит история. Тем более, не мог быть принят обман этот за истину обеими противоположными сторонами: ибо для этого требовалось, чтобы одна из них насильно передала другой своё убеждение, или обе добровольно согласились обмануться. Между тем не подлежит сомнению, что подлинность нашего четвероевангелия единодушно допускали не только православные Христиане, но и все еретические общества, появлявшиеся в первенствующей Церкви450.

4) Вовсе, наконец, нельзя указать и времени, когда бы мог произойти подлог Евангелий. Если скажут, что это могло случиться при самих Апостолах: то, конечно, или без их ведома, или с их согласия, или против их воли и настояний. Но все эти предположения отпадают сами собой. Если станут утверждать, что подлог сделан по смерти Апостолов: то или при их непосредственных учениках, или в позднейшее время. Но невозможно и первое: ибо как допустить, чтобы ученики Апостолов, так долго обращавшиеся с ними и так хорошо их знавшие, могли принять за сочинения своих Божественных учителей неизвестные сочинения? Невозможно и последнее: ибо места из всех наших Евангелий и даже свидетельства о них мы встречаем ещё в писаниях мужей Апостольских.

Совокупивши теперь в уме своём весь ряд представленных нами доказательств подлинности четвероевангелия, мы, не обинуясь, можем сказать всякому здравомыслящему, вместе с одним из знаменитейших учителей Церкви: «если и при такой очевидной достоверности Евангелия сомневаться ещё в его подлинности: то какую ж вы укажете книгу, которую невер не назвал бы подложной»451?

Подлинность прочих книг Нового Завета, подобно подлинности четвероевангелия, подтверждается:

I. Доказательствами внешними. Обо всех этих книгах есть свидетельства у древнейших писателей Христианских. Так –

1) О Книге деяний Апостольских свидетельствуют:

а) св. Ириней, который в одном месте говорит, что писателем этой книги был Лука, неотлучный спутник Апостола Павла, а в другом передаёт историю обращения Павлова теми именно словами, какими изображается оно в Деяниях Апостольских452;

б) Тертуллиан, который, приводя многочисленные места из Книги Деяний, называет её то Acta Apostolica или Apostolorum Acta, то Instrumentum actorum, то Commentarius Lucae453;

в) Климент Александрийский, который также не только приводит многие места из этой книги, но и называет её прямо Πράξεις τῶν Ἀποστόλων и приписывает Евангелисту Луке454, и –

г) многие другие последующие писатели455.

2) Из соборного послания Апостола Иакова встречаются места:

а) у св. Климента, папы Римского, именно: об истинной мудрости (Иак. 3, 13), о том, что Господь гордым противится, смиренным же даёт благодать (Иак. 4, 6), об оправдании Авраама и Раавы от дел, а не от веры единой (Иак. 2, 21. 23. 25)456;

б) у св. Иринея то же – об оправдании Авраама, как он верова Богови, и вменися ему в правду, и друг Божий наречеся (Иак. 2 , 23)457;

в) у св. Ефрема Сирианина, который даже именует и писателя этого послания, Апостола Иакова458.

3) Из первого послания Апостола Петра приводятся места у св. Варнавы459, св. Климента Римского460, св. Игнатия461, Папия462, св. Поликарпа463, св. Иринея464, Климента Александрийского465, Тертуллиана466 и Оригена467. Не упоминаем уже об Евсевии, который свидетельствует, что первое послание Апостола Петра было единодушно принято всеми церквами468.

4) Второе послание Апостола Петра упоминается у Иустина469 и Иринея470, и ясно приписывается Апостолу Петру: Оригеном, Ипполитом, Мефодием, Руфином, Иеронимом, Афанасием Великим, Кириллом Иерусалимским, Григорием Богословом, Златоустом и многими другими471

5) Первое послание св. Иоанна Богослова, по свидетельству Евсевия, было единодушно признаваемо за подлинное всеми древними472, и, действительно, нередко приводится в сочинениях Иринея, Климента Александрийского, Оригена, Дионисия Александрийского, Киприана и многих других писателей первых веков Христианства473.

6) Второе и третье послания св. Иоанна приводятся, как подлинные, у Иринея, Климента Александрийского, Тертуллиана, Афанасия Великого, Амвросия, Кирилла Иерусалимского, Григория Богослова и других474.

7) Послание Апостола Иуды – у Климента Александрийского, Оригена, Тертуллиана, Епифания, Кирилла Иерусалимского, Григория Богослова и других475.

8) О посланиях св. Апостола Павла свидетельствуют: Климент Римский, Игнатий, Поликарп, Ерма, Иустин, Афинагор, Феофил Антиохийский, Тертуллиан и весьма многие другие476.

9) Наконец, Апокалипсис св. Иоанна Богослова признавали подлинным: Папий, Ириней, Иустин, Мелитон Сардийский, Климент Александрийский, Ипполит, Ориген, Тертуллиан, Евсевий, Иероним и другие477.

II. Доказательствами внутренними. Все эти новозаветные писания не содержат в себе ничего несообразного ни со временем, к которому относятся, ни с лицами, которым приписываются. Напротив, и по слогу, и по содержанию вполне приличествуют тем Апостолам, которых имена на себе носят.

Так, например, язык, каким написана книга Деяний Апостольских, имеет разительное сходство с тем, каким написано Евангелие от Луки. Язык посланий св. Иоанна Богослова тождествен языку его Евангелия; и вообще язык посланий Иакова, Петра, Иоанна, Иуды и Павла, хотя есть язык Греческий, но не чужд еврейских оборотов речи, и прямо указывает в писателях людей, происходивших от Иудейского народа.

По содержанию своему почти все эти писания суть учительные. Но излагаемое в них учение совершенно приличествует ученикам Христовым, имевшим в себе Духа Божьего: так оно сходно с учением самого Христа-Спасителя, изложенным в Евангелиях, и так очевидно превышает всякое учение человеческое! Некоторые из этих писаний содержанием своим ясно предполагают, что они написаны до разрушения Иерусалима: так, в послании к Евреям подробно исчисляются многие постановления обрядового закона и говорится о священниках и левитах, как о действительно служащих при храме; в послании к Галатам писатель вооружается против лжеучителей, хотевших соединить с Верой Христианской исполнение обрядового закона Моисеева, которое возможно было только при Иерусалимском храме. Что же касается, в частности, книги исторической – Деяний Апостольских: то в ней встречаем бесчисленное множество деталей, удивительно согласующихся с обстоятельствами того времени, когда книга эта написана. Например: в Деяниях Апостольских –

а) повествуется, что Пётр и Иоанн вместе ходили в святилище на молитву в час девятый (3, 1): и Флавий со своей стороны замечает, что священники Иудейские два раза в день совершали своё служение при храме, утром и в час девятый478;

б) первосвященник Иудейский представляется принадлежащим к секте Саддукейской (5, 17): как ни беспримерно и ни изумительно такое обстоятельство, но и оно в точности подтверждается Флавием479;

в) говорится, что пророк Агав предсказал о голоде, который и последовал в дни Клавдия Кесаря (11, 27–28): об этом голоде при Клавдии упоминает тот же Флавий480;

г) пишется, что Апостол Павел нашёл в Афинах капище с надписью: неведомому Богу (17, 23): об этом капище неизвестному Богу, даже о многих капищах неизвестным богам в Афинах свидетельствуют Диоген Лаерций481, Павзаний482 и Филострат483;

д) упоминается об изгнании Иудеев из Рима императором Клавдием (18, 2): Светоний говорит то же самое484 и пр.

III. Доказательствами косвенными. Нельзя указать времени, когда бы мог совершиться подлог новозаветных книг, следующих за четвероевангелием. Скажем ли, что он совершился во втором веке? Но известно, что большая часть из этих книг, в отрывках, приводится ещё мужами Апостольскими, жившими в первом веке, а во втором веке приводятся уже все эти книги, и притом писателями, жившими в разных частях мира, и, следовательно, предполагаются уже распространёнными во всей Церкви. Скажем ли, что подлог сделан к концу первого века, когда живы были не только непосредственные ученики Апостолов, но и некоторые из самих Апостолов, например, Иоанн Богослов? Но что может быть несбыточней такого предположения?

Нельзя придумать и способа, каким бы мог совершиться этот подлог. Надлежало обмануть не одного или двух-трёх человек, а целые Христианские общества, к которым непосредственно обращена и отправлена была вначале большая часть из этих новозаветных писаний. И, вслед за тем, надлежало обмануть всю Церковь и убедить всех Верующих, будто известные книги, которых Апостолы никогда не писали, написаны Апостолами. Возможно ли допустить, чтобы первенствующие Христиане оставлены были Апостолами и непосредственными учениками Апостольскими в таком неведении насчёт истинных писаний Апостольских, и чтобы, например, Христиане Римские или Коринфские и другие согласились говорить, будто известные послания они получили от того или другого Апостола, когда вовсе не получали?.. Надлежало, кроме того, согласить в этом все разномыслящие Христианские секты, появившиеся с первых веков и любившие взаимно обличать себя за все не только истинные, но и мнимые нововведения или отступления от истины Христианской. Между тем история удостоверяет нас, что секты эти, действительно, согласны были между собой касательно подлинности новозаветных книг, хотя и разногласили касательно их внутреннего достоинства. Каким же образом могло это случиться?

Неповреждённость как четвероевангелия, так и всех прочих книг Нового Завета, подтверждается:

1) Согласием всех древних переводов этих книг, как-то: Сирского, Италийского, Арабского, Эфиопского, Коптского, Армянского, Персидского, Готфского и других. Между ними не находят никакой существенной разности по содержанию, которая бы вредила истине.

2) Снесением многочисленных древнейших манускриптов, которое совершено было с величайшей осмотрительностью некоторыми учёными485, и вследствие которого найдены только так называемые различные чтения, нимало не касающиеся существа священных истин486.

3) Местами из этих священных книг, встречающимися в бесчисленных писаниях древних св. отцов, которые, особенно в своих комментариях, в своих догматических сочинениях и беседах, как бы переписали весь Новый Завет, так что, если бы по какому-либо случаю (допустим невозможное) новозаветные книги затерялись совершенно, мы могли бы снова иметь их, снесши только и расположивши в порядке все места из них, находящиеся в писаниях отеческих:- очевидное доказательство того, что настоящее наши экземпляры Нового Завета, за исключением также только различных чтений, совершенно согласны с древнейшими, которыми пользовались первые учители Церкви.

4) Наконец, невозможностью существенной порчи в этих книгах. Ибо –

а) Достоверно, что, в первые века Христианства, в церквах Апостольских существовали ещё самые автографы Евангелистов487, как и прочих Апостолов488; и, следовательно, очень легко было исправить всякую порчу, которая бы,– намеренно или ненамеренно, вкралась в бесчисленные копии, снятые с Апостольских писаний для употребления между Христианами, и каждый Верующий, читавший или слышавший автографы Апостолов, мог быть прямым обличителем порчи, какую заметил бы в копиях.

б) Этой порчи не могли допустить и, действительно, не допускали ревностные пастыри Церкви, приявшие от Господа обязанность хранить священный залог веры. Известно, что в первые века Христианства еретики, для подкрепления своих заблуждений, не раз покушались изменять некоторые места наших Евангелий. Но как только они начинали обнародовать свои повреждённые копии, их немедленно обличали православные учители (каковы особенно были Ириней и Тертуллиан до своего падения...). Так что еретики последующего времени не осмеливались подражать своим древним предшественникам, и для подтверждения своих заблуждении искажали только смысл священных книг новозаветных, а отнюдь не повреждали самого текста. И замечательно, что еретики, будучи непрестанно обличаемы Церковью в повреждении священного текста, никогда не обличали в этом преступлении самую Церковь, за исключением одних Манихеев во времена блаж. Августина, который, впрочем, вотще призывал их доказать эту клевету.

в) Всякому покушению повредить Евангелия, как и прочие новозаветные книги, воспрепятствовало бы также и то, что они были очень известны Христианам, и находились в большом употреблении. Ещё в дни св. Иустина в церквах был уже обычай при общественных богослужениях, на которые, по словам св. мученика, стекались Христиане окрестных городов и деревень, читать комментарии Апостолов489. А чем более какая-либо книга общеизвестна, тем труднее и невозможнее намеренно её испортить.

г) Величайшее уважение Христиан, как к Евангелиям, так и к прочим новозаветным книгам – новое ручательство за то, что порчи существенной не могло в них произойти. Это уважение простиралось до того, что когда, по повелению Диоклитиана, отбираемы были у Христиан священные книги для сожжения, многие согласились лучше быть мучениками, нежели выдать требуемое. И те, кои, из страха наказаний, выдавали книги, не прежде были принимаемы в церковное общение, как после долговременного покаяния; или когда, по свидетельству Созомена, один епископ (IV века), говоря в церкви поучение к народу, изменил в священном тексте только одно слово Спасителя, все слушатели пришли в смущение, и епископ этот немедленно был обличён другим епископом, тогда присутствовавшим в храме490. Перевод новозаветных книг, сделанный блаж. Иеронимом, долго не был принимаем на западе потому, как свидетельствует блаж. Августин491, что в некоторых местах этот перевод не был согласен, по слововыражению, с древним переводом Италийским, к которому привыкли Христиане492.

д) Так как все рукописные экземпляры Нового Завета, по тексту подлинному и по переводам, совершенно сходны между собой в содержании, за исключением упомянутых уже вариантов; то допустить, будто четвероевангелие и вообще Новый Завет повреждён существенно, значило бы допустить, что все эти экземпляры до одного повреждены в одних и тех же местах, одним и тем же образом: случай совершенно невозможный! Ужели переписчики разных мест и времён могли как-либо случайно внести в свои копии одни и те же погрешности, или могли как-нибудь намеренно для этого согласиться?..

Догматическая важность книг св. Писания состоит в том, что книги эти, как учит православная Церковь, писаны по вдохновению от Духа Святого, и, следовательно, содержат в себе не слово человеческое, но, воистину, слово Божье. Впрочем, в этом отношении Церковь полагает между ними и некоторое различие, называя одни книгами каноническими (βιβλία κανονικὰ, κανονιζόμενα), а другие – неканоническими ὀυ κανονιζόμενα, μὴ κεκανονισμενα, ἀκανόνιστα)493. Под именем первых разумеются такие книги, которые, по преданию от самих посланников Божьих, приняты Церковью в канон (κανὼν – реестр, каталог) книг боговдохновенных, и предлагаются ею Верующим, как неизменное правило истины (κανὼν τῆς ἀληθέιας), по выражению св. Исидора Пелусиота494; или, скажем словами св. Афанасия Великого,– такие книги, которые приняты в канон, преданы и веруются быти Божественными, которые суть источники спасения, да сущими в оных словесами жаждущий утолит жажду, в которых одних токмо благовествуется учение благочестия, и к которым никто да не прилагает, ниже да отъемлет от них что-либо495. Под именем же книг неканонических разумеются, по свидетельству того же знаменитого учителя Церкви, книги, не введённые в канон писаний боговдохновенных, но назначенные Отцами для чтения нововступающим и желающим огласиться словом благочестия496,– книги назидательные и добрые, как говорит св. Иоанн Дамаскин, но не входящие в число, т. е. в канон497. Вследствие этого настоящая глава должна подразделяться на три члена:

I) о боговдохновенности книг св. Писания,

II) о книгах канонических св. Писания и

III) о книгах неканонических.

Веровать в боговдохновенность канонических книг Ветхого Завета имели достаточные основания и Иудеи, а ещё более имеем основание мы – Христиане.

I. Для Иудеев такими основаниями служили:

1) Достоинство самого содержания этих книг. В них излагаются, как мы видели498, такое высокое учение веры, такие чистейшие правила нравственности, такие совершеннейшие законы обрядовые и политические, что Иудеи, пользуясь этими книгами, не могли, по одному уже этому, не быть убеждены в их нечеловеческом, Божественном происхождении. Кроме того, в числе прочих истин, в Ветхом Завете находятся и пророчества, из которых многие исполнились пред глазами самих же Иудеев, и представляли им новое, разительное доказательство Божественного происхождения их священных писаний.

2) Некоторые довольно ясные свидетельства о том самих священных книг. Сюда относятся, во-первых, все те места, где говорится, что сам Бог –

а) повелел тому или другому посланнику своему написать что-либо, например, Моисею: рече Господь к Моисею: впиши сие на память в книги, и вдай во уши Иисycy, яко пагубою погублю память Амаликову от поднебесный (Исх. 17, 14; сн. 31, 18; 32, 15–16; 34, 1 и 27–28; Втор. 9, 10–11; 10, 1 и 2; 31, 19); или – Исайи: приими себе свиток нов велик, и напиши в нём писалом человечим, еже скоро пленение сотворити корыстей, приспе бо (8, 1);

б) повелел именно написать словеса или откровения свои, например, Моисею: напиши себе словеса сия: в словесех бо сих положих тебе завет, и Израилю (Исх. 34, 27); Иеремии: впиши вся словеса в книги, яже глаголах к тебе (Иер. 30, 2); Иезекиилю: сыне человеч, напиши себе имя дне этого, от негоже укрепися царь Вавилонский на Иерусалим, от этого дне, иже днесь: и рцы притчу к дому прогневляющему, и речеши к дому прогневляющему, и речеши к ним: сия глаголет Адонаи Господь (24, 2–3); Аввакуму: впиши видение, и яве на доске, яко да постигнет читаяй я (2, 2),– и замечается, что

в) посланники Божьи, действительно, и писали книги по словеси Господню (Числ. 33, 2), и изложили в них словеса Господня (Исх. 24, 4). Во-вторых – все те места, где священные писатели, начиная излагать учение, или речь пророческую, или истории, или что-либо другое, восклицают: слышите слово Господне (Иез. 6, 3; Осии 4, 1), слышите слово Господа Адоная (Иез. 25, 3 и др.); или: и бысть слово Господне ко мне... (Иез. 21, 1 и 8; Захар. 6, 9; 8, 18 и др.), бысть слово Господне к Захарии Варахиину (Зах. 1,1), слово Господне, еже бысть ко Иоилю (Иоил. 1, 1); или: тако глаголет Адонаи Господь (Иез. 2, 4. 11; Ис. 50, 1 и др.), сия глаголет Адонаи Господь (Иез. 23, 32 и др.), сице глаголет Господь Вседержитель (Агг. 1, 2; Мал. 1, 4); или: пророчество словесе Господня на Израиля рукою ангела его (Мал. 1, 1), слово Господне рукою Аггея пророка глаголя... (Агг. 1. 3). Таких мест бесчисленное множество в священном Писании, и Иудеи не могли не верить им, зная, что так свидетельствовали о себе истинные посланники Божьи, которые подтвердили своё божественное посольство чудесами и пророчествами. Наконец, в-третьих, относятся все те места, где –

а) или сами священные писатели говорят о своей боговдохновенности, например, Моисей: и ныне иди, и аз отверзу уста твоя, и устрою тебе еже имаши глаголати (Исх. 4, 12); Иеремия: и простре Господь руку свою ко мне, и прикоснеся устом моим, и рече Господь ко мне: се дах словеса моя во уста твоя (1,9); Давид: язык мой трость книжника скорописца (44, 2);

б) или другие священные же писатели передают о них подобное, например, во 2-й книге Царств пишется о Давиде, что он свидетельствовал о себе: Дух Господень глагола во мне, и слово его на языце моем (23, 2);

в) или вообще замечается, что те или другие книги написаны Пророками, людьми видящими, провидящими (1Пар. 29, 29; 2Пар. 26, 22). Нельзя не согласиться, что все указанные нами места не довольно решительны и полны: они касаются только некоторых, а не всех книг Ветхого Завета, и притом касаются большей частью не целых книг, а лишь некоторых частей в них, больших или малых; и, следовательно, на основании одних этих мест, трудно бы ещё было, если не совсем невозможно, дойти до полной уверенности в боговдохновенности всех вообще книг библейских. Но Иудеи имели к тому ещё и третье средство, именно:

3) Священное предание – из уст самих посланников Божьих. По простым соображениям невероятно, чтобы истинный посланник Божий, засвидетельствовавший о себе чудесами и пророчествами, вручая Израильтянам свою книгу, сам не вразумил их обстоятельно, Божественная ли это книга или обыкновенная, человеческая, дабы в том и другом случае предохранить их от грубого заблуждения. Ещё невероятней, чтобы последующие посланники Божьи, видя, что Иудеи несправедливо (предположим это) почитают свои священные книги, дотоле явившиеся, книгами боговдохновенными, не объяснили заблудшим их ошибки. Между тем Иудеи постоянно верили, что все их канонические книги происхождения Божественного: «Пророки написали их, говорит Флавий, по вдохновению от Бога (κατὰ τὴν ὲπίπνοιαν ἀπὸ τοῦ Θεοῦ...); мы считаем их, по истине, Божественными (θεῖα τὰ δικαίως πεπιστευμένα), и вот почему, не смотря на столь огромное пространство времени, никто из нас никогда не осмелился прибавить к священным книгам что-либо, или от них убавить, или сделать в них малейшую перемену: ибо в сердце каждого Иудея с самого младенчества укореняется чувство, что на них должно смотреть, как на догматы Божественные (Θεοῦ δόγματα), что им непрестанно должно следовать, что за них должно полагать самую жизнь, если бы необходимость того потребовала»499. Такие же высокие отзывы о книгах Ветхого Завета встречаем и у другого знаменитого Иудея, Филона, который называет их то словом Божьим, то Писанием Божественным, то писаниями пророков, и замечает, что пророки ничего не говорили от себя, а были только истолкователями внушений Божьих, что Бог пользовался их органами как орудиями, и что пророки, во время Божественных вдохновений, становились чуждыми для всего стороннего, соделываясь вместилищем одного Духа Божьего (τοῦ Θεοῦ πνεύματος), который исполнял их душу, двигал органами их голоса, и сообщал им способность ясно и раздельно выражать то, о чём они должны были пророчествовать500. Наконец, оба талмуда Иудейские и все раввины единодушно утверждают в своих писаниях, что таково, действительно, было верование всех древних Иудеев касательно священных книг. Не только Иудеи Палестинские, но и Александрийские и Самаряне, и все три главные секты, существовавшие в дни Спасителя в церкви Иудейской, принимали за несомненный догмат, что книги св. Писания боговдохновенны. Чем же преимущественно объяснить такое постоянное, единодушное и глубокое убеждение всего еврейского народа в боговдохновенности своих священных книг, если не устным наставлением от самих посланников Божьих, т. е. не священным преданием, когда в Писании, как мы видели, основания для такого убеждения ещё нерешительно полны и определённы?

II. Для нас, Христиан, кроме всех указанных оснований, на которых утверждали свою веру в боговдохновенность ветхозаветных книг Иудеи, есть ещё и другие основания, важнейшие:

1) Сам Господь наш и Спаситель, явившись на земле в такое время, когда эта вера в народе Иудейском, как видно из современных свидетельств Флавия и Филона, была столь всеобща и несомненна, не только не обличал за неё сынов Израиля, не только ничем не выразил, что Он, по крайней мере, не разделяет её с ними, напротив показывал полное уважение к ветхозаветным книгам, как к книгам священным, Божественным. Он –

а) ссылался на них, подобно всем Иудеям, для подтверждения некоторых истин, например, истины воскресения мёртвых (Матф. 22, 31), и даже важнейшей истины своего Божественного посольства: испытайте писаний, говорил Он Израильтянам, яко вы мните в них имети живот вечный, и та суть свидетельствующая о мне (Иоан. 5, 39); аще бысте веровали Моисеови, веровали бысте убо и мне: о мне бо той писа (ст. 46); и ученикам своим, шедшим в Еммаус, начен от Моисея и от всех пророк, сказание от всех писаний яже о нем (Лук. 24, 27). Он –

б) нередко выражался об этих писаниях так, как можно говорить только о слове Божием, а отнюдь не человеческом, например: не может разоритися писание (Иоан. 10, 35); подобает скончатися всем, написанным в законе Моисеове, и пророцех и псалмех о мне (Лук. 24, 44; сн. Матф. 26, 54); аминь бо глаголю вам: дóндеже прейдет небо и земля, йота едина, или едина черта не прейдет от закона, дóндеже вся будут (Матф. 5, 18). Он даже, приводя некоторый места из Ветхого Завета,–

в) присовокуплял: реченное Богом (Матф. 23, 31), Бог заповеда (Матф. 15, 4), и обличал при этом Иудеев: вы разористе заповедь Божию за предание ваше (-6), преступающе слово Божие преданием вашим, еже предасте (Марк. 7, 13), и в частности о Давиде в одном месте заметил: той (Давид) рече Духом Святым: глагола Господь Господеви моему: седи одесную мене (Марк. 12, 36).

По примеру своего Божественного Учителя, и св. Апостолы:

а) приводили многие места из ветхозаветных книг, для подтверждения или раскрытия новозаветных истин (Деян. 3, 17 – 25; Иак. 1, 10–12. 19; 2, 1–4. 10. 11. 23. 26; 4, 6; Иуд. 1, 5. 12. 16 и много др., особенно в послании к Евреям);

б) называли эти книги писаниями святыми (Рим. 1, 2), писаниями священными (2Тим. 3, 15), словом пророческим (2Петр. 1, 19), словесами Божьими (Рим. 3, 2);

в) иногда выражались, что устами того или другого ветхозаветного писателя говорил сам Дух Святой (Деян. 1, 16; 28, 25; евр. 3, 7), и

г) наконец, ясно засвидетельствовали о боговдохновенности вообще всего Ветхого Завета: всяко пророчество книжное, сказал св. Ап. Пётр, по своему сказанию не бывает. Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святого Духа просвещаеми (ὑπὸ πνεύματος άγίου φερόμενοι) глаголаша святии Божии человецы (2Петр. 1, 20–21). Измлада священная писания умееши (ίερὰ γράμματα), сказал другой Апостол возлюбленному ученику своему Тимофею, могущая тя умудрити во спасение, верою, яже о Христе Иисусе. Всяко писание боговдохновенно θεόπνευστος) и полезно есть к учению, к исправлению, к наказанию, еже в правде (2Тим. 3, 15–17).

Вследствие такого ясного учения вера в боговдохновенность ветхозаветного Писания началась в Церкви Христовой с самого основания её, вошла, как существеннейший член, во все древние символы, и выразилась в свидетельствах учителей Церкви, которые увидим далее.

Хотя в священном Писании нигде определённо не сказано, как сказано о книгах ветхозаветных, чтобы и новозаветные книги были боговдохновенны: однако же, и эта истина столько же достоверна.

1) Из восьми новозаветных писателей пять: Матфей, Иоанн, Иаков, Пётр и Иуда принадлежали к числу двенадцати Апостолов, удостоившихся от Господа сначала обетования о ниспослании на них Духа Святого, а потом и самого исполнения этого обетования. В чём же состояли эти обетования, и, разумеется, соответствующее им исполнение?

а) И аз умолю Отца, говорил Спаситель ученикам своим, и иного утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины, его же мир не может прияти, яко не видит его, ниже знает его: вы же знаете его, яко в вас пребывает, и в вас будет (Иоан. 14, 16–18). Если же Дух Святой, по этому обетованию, действительно пребывал с Апостолами, и пребывал в век, всегда, непрестанно, то, как допустить, чтобы Он оставлял их только в те важнейшие минуты, когда они писали свои книги?

б) Утешитель, Дух Святый, егоже послет Отец во имя мог, той вы научит всему, и воспомянет вам вся, яже рех вам (-ст. 26). Как же допустить, чтобы этот новый небесный Наставник оставлял их без своего научения только в то время, когда они излагали свою проповедь в письме? Если бы в таких случаях они могли погрешать: как исполнилось бы слово Спасителя: той вы научит всему?

в) Егда предают вы, не пецытеся, како или что возглаголете: дастбося вам в той час, что возглаголете: не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Матф. 10, 19. 20); Аз дам вам уста и премудрость, ейже не возмогут противитися или отвещати еси противляющиеся вам (Лук. 21, 15): если же Спаситель обетовал своим ученикам дать уста и премудрость даже на то время, когда они будут свидетельствовать о своей проповеди пред своими судьями и гонителями; мог ли Он оставить св. благовестников без такого сверхъестественного содействия тогда, когда заключали они эту проповедь в письмена, для научения и руководства всех веков и народов?

2) Три остальные новозаветные писателя, Павел, Марк и Лука, не были из числа двенадцати Апостолов. Но в боговдохновенности посланий Ап. Павла убеждаемся из того,–

а) что он был избран и призван в служение Апостольское самим Иисусом Христом (Деян. 9, 3–6 и 15; сн. Гал. 1, 1; Рим. 1, 1 и 5);

б) что он получил познание о вере Христовой не от людей и не через собственное научение, но через явление Христово: сказую вам, братие, благовествование благовещенное от мене, яко несть по человеку: ни бо аз от человек приях е, ниже научихся, но явлением Иисус Христовым (Гал. 1, 11–12);

в) что он сам мудрость и проповедь свою производил от Духа Святого: глаголем премудрость Божью в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никтоже от князей века этого разуме,– нам же Бог открыл есть Духом своим: мы не духа мира этого прияхом, но Духа иже от Бога, да вемы, яже от Бога дарованная нам: яже и глаголем не в наученных человеческия премудрости словесех, но в наученых Духа Святого (1Кор. 2, 7. 8. 10. 12–13),– что он сам называл проповедь свою или слово своё (разумеется, и устное и письменное) не человеческим словом, но во-истину Словом Божьим: мы благодарим Бога непрестанно, яко приемше слово слышаны Божия от нас, приясте не аки слово человеческо, но, якоже есть воистину, слово Божье (1Сол. 2, 13);

г) наконец, из того, что другой Апостол, именно Пётр, бывший в числе 12-ти, в своём послании, говоря о дне последнего суда, даже ссылается на учение св. Павла об этом предмете, и замечает, что Павел писал по данной ему премудрости (2Петр. 3, 15–16. сн. Евр. 9, 26; 10, 25).

В боговдохновенности же Евангелий Марка и Луки, равно как и Деяний Апостольских, написанных последним, убеждаемся из несомненного Апостольского предания, на основании которого все эти писания с самых первых веков Христианства постоянно считались в числе писаний Нового Завета канонических, т. е. боговдохновенных, наравне со всеми прочими. В частности, из этого предания мы узнаем:

а) что Марк, спутник Петра (1Петр. 5, 13), написавший своё Евангелие по неотступной просьбе Римлян, изложил в нём не своё учение, а боговдохновенное учение, преподанное в Риме Апостолом Петром, который, кроме того, узнавши о том по откровению от Духа Святого, сам же и утвердил это Евангелие своим авторитетом для употребления в Церкви501;

б) что Лука, спутник Павлов (Деян. 16, 10–20), точно так же заключил в письмена не своё Евангелие, но Евангелие, устно проповеданное Павлом, имевшим в себе Духа Божьего502;

в) и что Апостол Иоанн, живший долее прочих Евангелистов, прочитавши все три Евангелия – от Матфея, от Марка и от Луки, равно одобрил их и утвердил истинность их содержания своим свидетельством503.

3) Впрочем, не касательно только Евангелий от Марка и от Луки и Деяний Апостольских, но и касательно всех книг Нового Завета надобно помнить, что учение о боговдохновенности их основывается, главным образом, на священном предании, которое от самих Апостолов непрерывно сохранилось и сохраняется в Церкви. Ясные следы его находим в сочинениях св. Климента Римского, Игнатия Богоносца, Афинагора, Иустина мученика504, Феофила Антиохийского, Иринея, Оригена, Григория Неокесарийского, Тертуллиана, Киприана, Илария505, Евсевия Кесарийского, Василия Великого, Кирилла Иерусалимского, Григория Нисского, Златоуста и бесчисленного множества других учителей Церкви четвёртого и всех последующих веков506.

4) Наконец, весьма важным доказательством той же истины служит высочайшее и во всех отношениях совершеннейшее учение новозаветных писаний, которого не могли бы измыслить сами собой не только Апостолы, люди простые и неучёные, но и вообще – никакой ум человеческий. Это учение носит на себе неизгладимую печать происхождения Божественного507.

Канон ветхозаветный, содержимый ныне православной Церковью508, составляют следующие книги:

1) книга Бытия,

2) Исход,

3) Левит,

4) Числа,

5) Второзаконие,

6) книга Иисуса Навина,

7) книга Судей, и вместе с ней, как бы её прибавление, книга Руфь,

8) первая и вторая книги Царств, как две части одной книги,

9) третья и четвёртая книги Царств,

10) первая и вторая книги Паралипоменон,

11) книга Ездры первая, и вторая его же, или, по Греческому названию, книга Неемии,

12) Есфирь,

13) книга Иова,

14) Псалтирь,

15) Притчи Соломона,

16) Екклесиаст его же,

17) Песнь песней его же,

18) книга Пророка Исайи,

19) Иеремии,

20) Иезекииля,

21) Даниила,

22) двенадцати Пророков.

Этот самый канон содержала и церковь ветхозаветная, которой до пришествия Мессии вверена быша словеса Божия (Рим. 3, 2). Содержала, как видно:

а) из свидетельства Иосифа Флавия, который упоминает именно только о 22 книгах Божественных, и говорит, что пять из них написаны Моисеем, тринадцать Пророками со времён Моисея до Персидского царя Артаксеркса, и ещё четыре заключают в себе хваление Богу и полезнейшие правила жизни509;

б) из свидетельства некоторых древних учителей Христианских, Мелитона, Оригена, Иеронима, которые нарочито старались узнать от Иудеев об их священном каноне, и всегда находили его состоящим только из исчисленных 22 книг510;

в) из постоянного предания, существующего между Иудеями, которые доселе ненарушимо содержат этот самый канон511;

г) видно, наконец, из самого способа счисления этих книг, уцелевшего в православной Церкви. Она и теперь считает их 22, как считали древние Иудеи применительно к числу букв своего алфавита, совокупляя для этого по две и даже по нескольку книг под одно число, тогда как всех ветхозаветных книг порознь, принимаемых ею за канонические, 38.

Этот самый канон содержала постоянно и вся древняя Христианская Церковь, принявши его от церкви ветхозаветной. Свидетелей тому весьма много:

1) Мелитон, епископ Сардийский (конец II в.), нарочито путешествовал по востоку с искренним желанием верно узнать о каноне книг ветхозаветных, и излагает его в следующем виде: «пять книг Моисеевых: Бытия, Исход, Левит, Числа, Второзаконие, Иисус Навин, Судей, Руфь, Царств четыре книги, Паралипоменон две, Псалмы Давида, Притчи Соломоновы или же Премудрость, Екклесиаст, Песнь Песней, Иов, Пророков: Исайи, Иеремии, двенадцати Пророков одна книга, Даниил, Иезекииль, Ездра»512.

2) Ориген (начало III в.) начинает свой каталог следующими словами: «должно знать, что книг Ветхого Завета, как предано от Евреев, двадцать две», и потом, исчисливши эти книги, заключает: «вне числа их (ἔξω δὲ τόυτων) находятся книги Маккавейские»513.

3) Св. Кирилл Иерусалимский (IV в.) внушает в своём катехизисе: «читай 22 книги, а к апокрифам не прикасайся»514.

4) Евсевий Кесарийский (IV в.), говоря о каталоге Мелитоновом, замечает от себя, что в этом каталоге Мелитон перечисляет все книги Ветхого Завета, какие только приняты общим согласием515.

5) Св. Афанасий Александрийский (IV в.) в своём послании о праздниках и в синопсисе св. Писания, обыкновенно ему приписываемому исчисливши только 22 канонические книги, ясно отличает их от книг неканонических516.

6) Св. Григорий Богослов (IV в.) и

7) св. Амфилохий (IV в.), перечисляя только 22 книги Ветхого Завета, о прочих даже не упоминают517.

8) Лаодикийский Собор, бывший в 364 г., сказавши в 59 правиле, что «не подобает в церкви глаголати псалмы несвященные или книги, не определённые правилом (ἀκανόνιστα), но токмо в правилах означенные (μόνα τὰ κανονικὰ) книги Ветхого и Нового Завета», в следующем за тем (60) правиле продолжает: «читати подобает книги сии Ветхого Завета:

а) Бытие мира,

б) Исход из Египта,

в) Левит,

г) Числа,

д) Второзаконие,

е) Иисус Навин,

ж) Судии, Руфь,

з) Есфирь,

и) Царств первая и вторая,

i) Царств третья и четвёртая,

к) Паралипоменон первая и вторая,

л) Ездры первая и вторая,

м) книга Псалмов ста-пятидесяти,

н) Притчи Соломона,

о) Екклесиаст,

п) Песнь песней,

р) Иов,

с) двенадцать Пророков,

т) Исайя,

у) Иеремия, Варух, Плач и Послание,

ф) Иезекииль,

х) Даниил».

9) Св. Епифаний, епископ Кипрский (IY в.), троекратно говорит в сочинениях своих о канонических книгах Ветхого Завета, и каждый раз считает их только 22, замечая о прочих: «хотя они полезны и назидательны, но к числу священных книг не относятся»518.

10) Блаженный Иероним (IV в.), переведши с еврейского языка книги, находившиеся в каноне Иудейском, о прочих замечает: «в каноне не находятся и должны быть считаемы между апокрифическими»519.

11) Иларий, епископ Пиктавийский (IV в.), исчисляет также 22 канонические книги Ветхого Завета, присовокупляя: «некоторые же, прибавивши к сим ещё книги Товии и Иудифь, хотят считать всех книг 24, по числу букв Греческого алфавита»520.

12) Руфин (IY в.) ясно различает 22 книги канонические от книг неканонических Ветхого Завета, которые называет церковными521.

Ко всем этим древним свидетелям можно присовокупить ещё свидетелей последующих времён, например:

13) Леонтия Византийского, вначале адвоката, потом инока (VI в.)522,

14) св. Иоанна Дамаскина (YIII в.)523,

15) св. Никифора, патриарха Константинопольского (IX в.)524,

16) Митрофана Критопула, бывшего патриаршим протосинкеллом в церкви Цареградской, а потом Александрийским патриархом (XVII в.)525, которые все говорят только о 22 канонических книгах Ветхого Завета, и непререкаемо показывают, как строго держалась этого учения Церковь восточная во все века.

Если же в 85 правиле Апостольском наряду с книгами каноническими упоминаются и некоторые неканонические, именно три книги Маккавейские и книга Премудрости Иисуса, сына Сираха: то надобно знать, что в этом правиле речь идёт о книгах чтимых и святых, а не о книгах канонических; чтимыми же и святыми равно могли называться и канонические и неканонические книги св. Писания, и даже некоторые другие, уважаемые Христианами. Потому-то, наряду с книгами библейскими, упомянуты в этом самом правиле два послания и постановления, написанные Климентом526.

Если даже у некоторых учителей Церкви на западе, как то: у блаж. Августина (V в.), папы Иннокентия (V в.), папы Геласия (494 г.)527, и на самом Соборе Карфагенском (397 г.)528, книги неканонические названы прямо каноническими, вместе с 22-мя, бывшими в каноне Иудеев: то и это не должно приводить нас в недоумение. Ибо –

а) блаж. Августин сам оставил нам полную возможность уразуметь, в каком смысле он употреблял в этом случае слово – канонический. Сказавши в одном месте, что хотя Иудеи не считали книг Маккавейских за книги канонические, Церковь, однако же, считает их каноническими529, он в другом месте объясняет свою мысль так: «Писание, называемое Маккавейским, Иудеи не почитали наравне с Законом, Пророками и Псалмами, но Церковь сочла это Писание небесполезным, если оно будет читаемо и слушаемо здравомысленно»530. Явный знак, что блаж. Августин слово – канонический употреблял в смысле более обширном, нежели как принимается оно в смысле строгом. И под книгами каноническими разумел вообще книги, определённые или утвержденные канонами или правилами Церкви для благочестивого чтения верующим, как справедливо могли называться не только одни строго-канонические, но и неканонические531. Естественно думать, что в таком же обширнейшем смысле употреблялось иногда название – книги канонические и вообще в церкви Карфагенской, в которой Августин был тогда один из знаменитейших архипастырей. А, следовательно, употреблено и на Карфагенском Соборе. Последняя мысль тем вероятнее, что в правиле (33) этого собора идёт речь именно о книгах канонических или определённых каноном для чтения в церкви: «постановлено, да не читается ничто в церкви под именем Божественных писаний, кроме писаний канонических; канонические же писания суть сии: Бытие...»532. Если даже –

б) допустим, что помянутые учители и Собор назвали неканонические книги каноническими в смысле теснейшем, общепринятом. И в таком случае мы не станем колебаться, когда возьмём во внимание: Во-первых, как мало число учителей, державшихся этого мнения, в сравнении с числом тех, которые оставили нам свидетельства только о 22 канонических книгах Ветхого Завета, принимаемых Церковью. А во-вторых, когда посмотрим, что небольшое число учителей первого рода принадлежали все до одного только двум частным церквам, Карфагенской и Римской. Тогда как в числе свидетелей последнего рода находятся знаменитейшие представители всей Церкви, и восточной и западной (Иероним, Иларий, Руфин). А сам же блаж. Августин преподал прекрасный совет, что, при подобном разногласии о каноне книг, должно отдать преимущество голосу большинства свидетелей и голосу всей Церкви, а не церквей частных533.

Наконец, уже совершенно не важно то, что в некоторых древних переводах св. Писания, например, Италийском, совокуплены вместе и книги канонические, и книги неканонические. Так совокупляются они доныне в Церкви православной, которая, однако же, различает их. Совокупляются с той целью, чтобы в одном сборнике иметь все книги, и боговдохновенные, и те, которые хотя не имеют такой важности, однако же, издревле были уважаемы Церковью более всех книг человеческих, и приняты ею для назидательного чтения верующим, как книги добрые и полезные.

Что же касается происхождения ветхозаветного канона: то заметим предварительно, что право объявлять какие-либо книги за книги боговдохновенные, т. е. канонические, по свидетельству Флавия534 и Евсевия Памфила535, у Иудеев принадлежало не всему народу, а только пастырям и в особенности небольшому числу тех, кои сами имели в себе Духа Святого. После этого можем сказать уже, что начало еврейского канона современно самому началу боговдохновенных книг. Моисей первый, написавши свои книги, обнародовал их, как книги Божественные, вслед положить их в храме от страны ковчега, и по временам читать их для Израильтян. Так же поступил потом Иисус Навин, о котором говорится: и вписа словеса в книгу закона Божия (Нав. 24, 26), т. е. присоединил своё Писание к Пятикнижию: так поступил Самуил, который написа оправдания царствия в книзе и положи пред Господем (1Цар. 10, 25); так поступали, без сомнения, и последующее священные писатели, хотя свидетельств о том и не сохранилось в их книгах. Окончательное же образование своё ветхозаветный канон получил (то есть: в последний раз эти священные книги были собраны, рассмотрены и обнародованы за Божественные) уже в дни Ездры и от самого Ездры, вероятно, при содействии Неемии (2 Макк. 2, 13) и некоторых живших тогда Пророков. Это подтверждается Преданием Иудеев, сохранившимся в талмуде, свидетельством Флавия, и было принимаемо знаменитейшими Отцами Церкви536. С тех пор уже не являлись в народе Иудейском Пророки, которые одни имели право произносить суд о книгах канонических537.

Каноническими книгами Нового Завета православная Церковь признаёт следующие 27: четыре Евангелия: от Матвея, от Марка, от Луки и от Иоанна, Деяния Апостольские, семь соборных посланий: Иакова, два Петра, три Иоанна и одно Иуды; четырнадцать посланий Апостола Павла: к Римлянам, два к Коринфянам, к Галатам, к Ефессеям, к Филиппийцам, к Колоссянам, два к Солунянам, два к Тимофею, к Титу, к Филимону и к Евреям, и Апокалипсис св. Иоанна Богослова538.

Эти же самые книги перечисляются, как книги канонические Нового Завета, и у древних учителей Церкви на востоке и на западе.

На востоке:

1) Ориген в VII-й беседе на книгу Иисуса Навина именует четыре Евангелия, написанные: Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном, Деяния Апостольские, написанные Лукой, послание Иакова, послание Иуды, два послания Петровы, послания (не определяя числа) Иоанновы, четырнадцать посланий Павловых и Апокалипсис Иоанна Богослова, хотя в других местах своих сочинений касательно второго послания Петрова, второго и третьего посланий Иоанна и послания к Евреям, соглашаясь принять их за канонические, сам замечает, что послания эти ещё не всеми приемлются, что о них ещё разногласят539.

2) Евсевий также перечисляет все книги Нового Завета, и хотя, по примеру Оригена, разделяет их на два класса: на принятые всеми (ὁμολογούμινκ) и на подлежащие ещё сомнению (ἀντιλεγόμενα), относя к последним послания: Иакова, Иуды, второе Петра, второе и третье Иоанна. Однако же, говорит о последних, что они от большей части церковных учителей признаются (παρὰ πλείστοις τῶν ἐκκλησιαστικῶυ γιγνωσκομένας), что они в весьма многих церквах многими проповедуются (ἐν πλείσταις ἐκκλησίαις παρὰ πολλὅις δείημοσιευμένα)540.

3) Св. Афанасий Великий перечисляет уже все книги Нового Завета без малейшего сомнения и различия, и в послании о праздниках и в синопсисе, заключая в последнем мысль свою следующими словами: «вот число и названия канонических книг Нового Завета! Это как бы начатки, якоря столпы нашей веры: потому что они написаны и изданы самими Апостолами Христа-Спасителя, которые с Ним обращались и Им научены были541.

4) Св. Кирилл Иерусалимский исчисляет новозаветные книги также без малейшего замечания касательно какого-либо различия их в Церкви, и равно одобряет их для чтения своим слушателям.

5) Св. Амфилохий опять упоминает о разногласиях касательно некоторых посланий, но упоминает только исторически, и, перечисливши все книги Нового Завета, оканчивает счёт следующими словами: «сей да будет неложнейший канон боговдохновенных писаний».

6) Леонтий Византийский разделяет книги Нового Завета на шесть книг (ἐις ἓξ βιβλία), из которых первую составляют Евангелие от Матфея и от Марка, вторую – Евангелие от Луки и от Иоанна, третью – Деяния Апостольские, четвёртую – семь соборных посланий, пятую – 14 посланий Апостола Павла, шестую – Апокалипсис.

7) Св. Иоанн Дамаскин в своём Богословии перечисляет книги Нового Завета также все до одной542.

На западе:

1) Отцы Собора Карфагенского, бывшего в 318 году, перечисляют все книги Нового Завета в правиле 33-м543;

2) Руфин – все до одной;

3) блаж. Августин – все;

4) папы Иннокентий и Геласий – все;

5) Кассиодор, в конце VΙ века,– все544.

Есть, правда, два-три древних каталога, в которых некоторые из новозаветных книг не упоминаются, и именно: Апокалипсис не упоминается в каталогах собора Лаодикийского (прав. 60) и св. Григория Богослова, а послания: Иакова, оба Петровы и одно Иоанна – в каталоге Мураториевом545; но это, конечно, потому, что касательно этих книг, как свидетельствуют Ориген и Евсевий, долго существовали разногласия между учителями Церкви. А существование таких разногласий до некоторого времени было тогда естественно и неизбежно. Надобно помнить, что книги Апостольские, писанные к частным церквам, или даже и ко всей Церкви, не могли вдруг распространиться повсюду и сделаться известными всем верующим; но одни распространились весьма быстро по всей Церкви вселенской (что особенно должно сказать о четвероевангелии), а другие – напротив; и из последних некоторые (каковы все, подвергавшиеся разногласиям) достигли в известные места раньше, в другие позже, в третьи ещё позже546, а в четвёртые если достигли и довольно рано, то без достаточных доказательств о своей подлинности. С другой стороны, отцы и учители первых веков Христианства не могли не наблюдать особенной осторожности при распознавании книг, явившихся под именами Апостолов. Этого требовала самая святость дела: чем вещь важнее, тем с большей недоверчивостью испытывают её подлинность; а что для Христиан могло быть важнее писаний Апостольских? Этого ещё более требовало появление в те времена многих подложных писаний547, которые выдаваемы были под именами Апостолов. Следовательно, если некоторые из древних православных пастырей выражали сомнение касательно тех или других писаний Апостольских, то это, кроме того, что было неизбежно, служит вместе памятником их благоразумной разборчивости в столь важном деле.

Неканонических книг между книгами Нового Завета нет ни одной, а есть неканонические только между книгами ветхозаветными, и именно следующие:

1) книга Товита,

2) Иудифь,

3) Премудрости Соломоновой,

4) Премудрости Иисуса, сына Сирахова,

5) вторая и третья книги Ездры,

6) все три книги Маккавейские548.

Сколь несомненно то, что эти книги ни у Иудеев, ни у Христиан не считались наравне с книгами каноническими; столь же достоверна и другая мысль, что у тех и других они всегда пользовались большим уважением.

Иудеи, как известно, в последнее время перед пришествием Мессии разделялись на две половины: на Иудеев Палестинских (коих средоточием был Иерусалим), говоривших отечественным языком и пользовавшихся библией еврейской, и на Иудеев Александрийских, употреблявших язык Греческий и читавших библию по переводу 70-ти толковников. Те и другие равно уважали книги неканонические, хотя менее, нежели канонические.

I Касательно Иудеев Палестинских это известно:

1) Из свидетельства Иосифа Флавия, бывшего священником в Иерусалиме. Сказавши, что у Иудеев имели право обнародовать писания о Вере одни только Пророки и что такие-то достовернейшие лица, в период от Моисея до Персидского царя Артаксеркса, описали всю истории еврейского народа в 22 боговдохновенных книгах, Флавий присовокупляет: «впрочем, и всё, случившееся с царствования Артаксеркса до наших дней, также заключено в письмена: но эти писания уже не пользуются таким уважением (πίστεως δὲ ὀυκ ὁμοίας ἠξίωται), как прежде упомянутые: потому что прекратилось преемство пророков (διὰ τό μὴ γενέσθαι τὴν τῶν προφητῶν ἀκριβῆ διαδοχὴν)"549, Отсюда видно, что и неканонические книги пользовались у Иудеев уважением, хотя и меньшим, нежели книги боговдохновенные канонические. Видно также и то, почему первые не имели одинаковой важности с последними. Потому, что написаны уже в течение остальных четырёхсот лет перед Р. Х., когда не стало в Иудее Пророков. И после того, как канон священных книг ветхозаветных получил окончательное своё образование от Ездры и последних Пророков, живших в дни Персидского Царя Артаксеркса.

2) Из того уважения, какое оказывали неканоническим книгам древние раввины или древние мудрецы еврейские. Из всех этих книг они приводили места в своих сочинениях, некоторые же книги, например, книгу Иисуса, сына Сирахова, относили даже к агиографам второго разряда, а ещё некоторые приписывали прямо писателям боговдохновенным, именно книгу Премудрости Соломоновой – самому Соломону550.

3) Наконец, из свидетельства Оригена, по крайней мере, в рассуждении книг Товита и Иудифи, Ориген утверждает, что хотя Иудеи не включали этих книг в свой канон, однако же, не относили их и к апокрифам551.

II. А об Иудеях Александрийских довольно повторить только то, что они пользовались не еврейской библией, а переводом 70-ти. В этом переводе ещё до пришествия Спасителя книги неканонические присоединены были к каноническим, в виде прибавления, и составляли обыкновенно один кодекс. И Иудеи, пользуясь им, читая книги неканонические вместе с каноническими и в домах, и даже в синагогах, ясно тем выразили, что они уважали неканонические книги, по крайней мере, как книги священные, назидательные, благочестивые, если и не наравне с каноническими,– уважали, следовательно, более всех книг обыкновенных, человеческих552.

Уважение же, какое имела и имеет к неканоническим книгам Церковь Христианская, видно:

1) Из того, что она, как приняла сначала, так с тех пор всегда содержала и содержит эти книги в одном кодекса с книгами каноническими; назначала первые для назидательного чтения оглашенным и верным не только в домах, но и в храмах, отчего они и назывались церковными; иногда даже с этой целью перечисляла их в своих правилах (канонах) наряду с книгами каноническими, например, в 85-м правиле Апостольском и 33-м правиле Собора Карфагенского.

2) Из общих отзывов об этих книгах древних учителей Церкви. Св. Афанасий говорит, что они назначены Отцами для чтения ново-поступающим и желающим огласиться словом благочестия; св. Епифаний называет их полезными и благотворными (χρήσιμοι καὶ ό ὀφέλιμοι); св. Иоанн Дамаскин – назидательными и добрыми553.

3) Наконец, из того, что всеми этими книгами пользовались сами знаменитые учители Церкви, приводя из них в своих сочинениях многочисленные места, и нередко присовокупляя: говорит Писание, говорит священное Писание. Например:

а) из книги Товита приводят тексты: Климент Александрийский, Киприан554, Ориген555, Амвросий556, Августин557;

б) из книги Иудифь: Климент Римский, Тертулллиан, Иероним, Августин и друг.558;

в) из книги Премудрости Соломона: Ириней, Климент Александрийский, Ориген, Киприан, Епифаний, Иларий559.

Впрочем, как ни уважала и ни уважает православная Церковь книги неканонические, не должно забывать, что она всегда и отличала их от книг канонических. Отличие это – в том, что последние, как учит она, написаны по вдохновению от Духа Святого, и в собственном смысле составляют Писание боговдохновенное, а первые этого важного преимущества не имеют и служат только в виде прибавления к боговдохновенному Писанию, как книги добрые, назидательные, священные.

Св. Писание, дарованное нам Богом, как первый и главнейший источник откровенной веры и Богословия, по самому свойству своему, заставляет нас желать и другого, столько же Божественного, пособия в этом важном деле. Ибо для того, чтобы мы могли надлежащим образом усвоить себе учение, заключённое в св. Писании, нам существенно необходимо:

1) Предварительно убедиться, что книги св. Писания, действительно, подлинны и составляют тот самый канон, какой вышел из рук священных писателей, а с другой стороны, что они истинно боговдохновенны. Обыкновенного свидетельства человеческого, одной исторической веры, где всегда остается место для сомнений и колебаний, в настоящем случае недостаточно: потому что на этой непреложной истине должно основываться всё наше Христианство. И, следовательно, здесь необходимо такое свидетельство, на которое мы вполне могли бы положиться – свидетельство Божественное.

2) Вслед за тем, нам столько же необходимо, чтобы, при самом чтении св. Писания, мы могли находить везде только истинный смысл его, а не ложный, и притом могли быть убеждены полно и решительно, т. е. свидетельством не человеческим, а Божественным, что мы, точно, не погрешаем и понимаем надлежащим образом Слово Божье. В противном случае, чтό будет наша вера?

Спрашивается: кто же может быть нашим надёжным руководителем в столь важном деле? Кто может удовлетворительно выполнить для нас оба эти условия? Неправомыслящие Христиане измыслили для этого три начала: одни указывают на разум, другие – на самое св. Писание, третьи – на внутреннее озарение от Духа Святого. Но таким руководителем нельзя признать:

1) Ни человеческого разума, предоставленного только самому себе.

Разум, во-первых, не в состоянии с непререкаемой точностью и решительностью определить канона св. книг, потому что исторические свидетельства о каноне, на основании которых единственно и возможно для разума это определение, не довольно удовлетворительны. Древние каталоги св. книг, принадлежащие не только частным учителям Церкви, но и целым частным церквам, как мы видели (§ 125), не совсем согласны между собой,– и те книги, которые в одних каталогах относятся к каноническим, в других иногда не упоминаются, а в третьих причисляются даже к неканоническим. Следовательно, здесь возможно решать вопрос только с большей или меньшей основательностью и близостью к истине; но решить так, чтобы не оставалось уже места никаким сомнениям и пререканиям, нельзя. Здесь возможны всякого рода злоупотребления, смотря по видам и намерениям каждого учёного560. И пример Лютера, который не умедлил исключить из канона книги, не упоминаемые в некоторых древних каталогах (из новозаветных именно послания: Иакова, второе Петра, второе и третье Иоанна, к евреям Апостола Павла и Апокалипсис)561. А особенно пример рационалистов, дошедших, наконец, до того в своих спорах о каноническом достоинстве святых книг, что не осталось уже ни одной книги, которая не была бы отвергаема тем или другим из них, и была единодушно признаваема всеми за каноническую,– служат разительными доказательствами этой истины.

Разум, во-вторых, не в состоянии непререкаемо засвидетельствовать богодухновенность святых книг: ибо, на что он при этом может указать нам? На внутреннее превосходство заключающегося в них учения? Но отсюда только с вероятностью, а отнюдь не с решительностью, можно заключать об их Божественном происхождении, и, кроме того, самое это превосходство учения для весьма многих людей – ещё предмет спора. На свидетельства св. Писания о своей богодухновенности? Но и здесь возможна только вероятность: ибо эти свидетельства, как мы видели (§§ 123 и 124),–

а) не довольно ясны и определённы;

б) касаются не всего св. Писания, а только или одного Ветхого Завета, или некоторых книг, или даже отдельных мест той или другой книги;

в) подвергаются ещё разным истолкованиям и спорам562, и

г) вообще не могут, в строгом смысле, иметь силу убедительности для всех, как свидетельства Писания о самом себе. Или укажет на исторические свидетельства древних о боговдохновенности св. книг? Но известно, что древние свидетельства об этом двоякого рода: свидетельства Христиан православных, которые, точно, называли книги св. Писания боговдохновенными, и свидетельства еретиков, которые нередко противоположны первым. Почему же ум предпочтёт одни из этих свидетельств другим,– ум, не забудем, не водящийся в своих изысканиях никаким высшим авторитетом?

Наконец, разум, не подчинённый никакому высшему авторитету, а предоставленный только самому себе, решительно не в состоянии быть для нас правильным и вполне надёжным истолкователем св. Писания: напротив, в этом случае должно было бы произойти совершенно противное. Ибо –

а) на опыте существуют только отдельные человеческие умы, которые, кроме общих, положенных в них, начал имеют и свои особые (субъективные) начала и убеждения. Имеют нередко свои особые цели, к которым стремятся, особые побуждения, которыми руководствуются в действиях. Следовательно, всяк тогда стал бы объяснять св. Писание по-своему, по мере своих сил и понятий, а иногда по своим нечистым видам и намерениям,– и толкований на Писание необходимо выходило бы почти столько же, сколько есть отдельных умов563;

б) известно, что убеждения и частных умов очень нередко изменяются, и что вчера один считал истиной, то ныне считает уже ложью: следовательно, и собственные толкования на св. Писание тогда должны были бы разнообразиться;

в) наконец, ум сам собой может объяснить так или иначе, без сомнения, только те истины в библии, которые для него постижимы: как же он станет объяснять истины непостижимые? И чем поручится, что его объяснение правильно? Скорее, как и показал опыт рационалистов, ум отвергнет эти непостижимые истины, и истолкует их по-своему, в смысле переносном, не допуская ничего таинственного. Не то значат наши слова, будто ум вообще не должен принимать никакого участия в истолковании св. Писания, будто его участие неизбежно вредно. Напротив, ум и может и должен участвовать в этом, но, только подчиняясь в своих истолкованиях другому, высшему авторитету564. И участие ума тогда может быть для нас не только весьма полезным, но, по временам, даже необходимым, особенно в спорах с противниками. А мы говорим собственно об уме, не подчинённом этому высшему авторитету, и водящемся в своих исследованиях одним началом собственного произвола (liberi arbitrii): его-то нельзя принять за надёжного и единственного руководителя при изъяснении св. Писания.

2) Ни самого священного Писания, как хотят те, кои утверждают, что Слово Божье нужно объяснять Словом же Божьим и тёмные места его яснейшими. Ибо и святое Писание –

а) нигде не определяет ни канона, ни подлинности входящих в состав его книг;

б) самые свидетельства его о боговдохновенности их, повторим опять, касаются только или одного Ветхого Завета, или лишь некоторых книг, или даже некоторых отдельных мест в них, а не касаются ясно Нового Завета, не касаются всего св. Писания. Притом, как свидетельства св. Писания о самом себе, не могут иметь надлежащей цены и всей силы убедительности;

в) наконец, надобно помнить, что св. Писание есть именно Писание, а не какое-либо существо живое, имеющее слух и уста. Оно не может слышать наших вопросов, как нам понимать то или другое место в нём, не может и отвечать нам, разрешать наши недоумения. Значит, разрешать-то эти недоумения, при объяснении св. Писания, на основании самого же св. Писания, будет предоставлено опять нам. И от нас будет зависеть избрать для этого те или другие места, назвать их яснейшими и потом перетолковать их, как нам будет угодно. Тогда, как другие укажут иные, яснейшие, по их мнению, места, и объяснять их по-своему565. Явно, что и здесь началом объяснения св. Писания будет всё тот же наш ум, а вовсе не св. Писание, что и здесь возможны всякие злоупотребления. Не то мы хотим сказать, будто, поэтому, св. Писания нельзя и не должно объяснять самим же св. Писанием и тёмных мест его – яснейшими. Нет, это есть одно из существенных, хотя и отдельных правил здравой библейской герменевтики, которое может иметь весьма обширное и полезнейшее приложение, если только, для предотвращения злоупотреблений, само будет подчинено другому, надёжному, непререкаемому началу (нами пока искомому). Мы утверждаем только, что этого правила истолкования св. Писания нельзя признать правилом главнейшим, основным, непогрешительным и вполне благонадёжным, которому бы надлежало подчинить все прочие.

3) Ни, наконец, внутреннего озарения от Духа Святого или внутреннего голоса, раздающегося в сердце каждого из верующих, как учат многие сектанты в недрах протестантства. Это начало св. герменевтики, по существу своему, представляется самым лучшим: ибо кто же достовернее может засвидетельствовать нам о каноне и боговдохновенности св. Писания, кто точнее может показать нам подлинный смысл его, как не Дух Святой, истинный виновник св. Писания? Но дело в том, что в приложении это начало крайне неудобно и ненадёжно: внутреннее озарение или помазание от Духа Святого, которого, действительно, удостаиваются истинно верующие (1Иоан. 2, 27), есть действие таинственное и сокровенное для всех людей сторонних. А потому, для предотвращения всяких обманов, здесь возможно было бы одно только средство: если бы выдающие себя за сподобившихся такого озарения подтверждали свои слова истинными чудесами (чего, однако же, на деле не показывают). В противном случае злоупотребления неизбежны: это начало отверзает самую широкую дверь ко всякого рода вольностям в изъяснении св. Писания и бесконечным спорам. Ибо всяк по произволу может выдавать (как и поступают нередко сектанты) собственные бредни за вдохновения от Духа Святого, усиливаясь притом нагло подтверждать свои мечтания текстами библейскими. С другой стороны, эти люди на деле, собственным опытом, совершенно обличают несправедливость того, что проповедуют: нет сомнения, что Дух Святой, как Дух истины, не может сам себе противоречить: между тем сектанты, утверждающее, якобы они объясняют св. Писание по руководству Святого Духа, до крайности разногласят между собой; и нередко то, что один из них выдаёт за истину, другой отвергает как заблуждение566. Явный знак, что они водятся отнюдь не Духом Святым, а опять собственным же разумом, своими частными (субъективными) убеждениями и целями. Последнее замечание – то, что, предавшись исключительно этому началу, легко дойти до совершенного отвержения св. Писания: ибо, если сам Дух Святой внутренне учит нас истине, необходимой для спасения,– на что нам тогда внешнее пособие библии? Так, действительно, и случилось с Анабаптистами и Шведенборгианами567. Мы, однако же, вовсе не отвергаем, что, как во всяком добром деле, так и при усвоении откровенного учения, Христианину необходимо568 содействие, вразумление и наставление от Духа Святого (1Иоан. 2, 27 и др.); а говорим только, что внутреннее озарение от Святого Духа, будучи принято за исключительное начало св. герменевтики, по вышеизложенным причинам, недостаточно для цели.

Если, таким образом, нельзя назвать совершенно благонадёжным ни одно из тех пособий, какими пользуются неправомыслящие Христиане для усвоения себе Божественного откровения из св. Писания: то где найдём мы для себя, как Христиане православные, это необходимое пособие? По учению православной Церкви, оно даровано верующим самим Богом, в другом источнике Христианской веры, свящ. Предании569.

Под именем св. Предания разумеется Слово Божье, не заключённое в письмена самими боговдохновенными Писателями, а устно преданное Церкви, и с тех пор непрерывно в ней сохраняющееся570. Чтобы теперь, действительно, оправдать высказанную нами мысль об этом Божественном источнике, по отношении его к св. Писанию, мы должны показать,–

а) что св. Предание, точно, должно быть принимаемо за источник Христианской веры и православного Богословия;

б) что оно могло сохраниться и действительно сохранилось до нас в целости;

в) указать затем признаки, по которым можно безошибочно узнавать Апостольские предания и в настоящее время;

г) наконец, определить самую важность и употребление этого источника.

Что не одно св. Писание было в начале и ныне должно быть признаваемо источником Христианской веры, но вместе с ним и св. Предание,– это видно:

1) Из истории первоначального проповедования и существования Христианской веры. История эта представляет, что –

а) Христианство было распространяемо вначале двояким образом: по преимуществу через слово устное и только частью через письмена. Сам Спаситель, первый Учитель небесной веры, ничего о ней не написал; многие из св. Апостолов тоже лишь устно распространяли её до самой своей кончины, не оставив по себе никаких писаний. Некоторые только из первых проповедников Евангелия, кроме устного слова, по временам употребляли для этого и письмо.

б) Апостолы, оставившие после себя писания, не всё в них изложили. «Есть учение,– говорит один из отечественных наших Архипастырей,– писанное Апостолами в их посланиях, и есть учение, устно переданное ими ученикам своим и последователям. Иоанн Богослов в конце своего Евангелия пишет: суть же и ина многа, яже сотвори Иисус, яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню. Всему миру вместити пишемых книг (21, 25). Значит, было множество происшествий в земной жизни Иисуса Христа, о которых, за множеством их, нельзя было Апостолам написать подробно, но о которых наверно они рассказывали и повествовали своим последователям. То же самое должно сказать и об учении Иисуса Христа. Сорок дней по воскресению своему Он учил Апостолов о предметах веры и царствия Божия; но это учение нигде не написано в священных книгах, а верно предано оно Апостолами изустно ученикам своим. Апостол Павел также говорит, что он три лета нощь и день не преставал уча со слезами пресвитеров Ефесских – единого когождо их (Деян. 20, 31); и это учение, без сомнения, не всё написано, а могло переходить изустно от одного к другому до нашего времени»571.

в) Апостолы, писавшие свои послания к Христианам, иногда кое-что оставляли до будущей устной беседы с этими Христианами, которая имела восполнить недосказанное в письменах. Многа имех писати вам, и не восхотех хартиею и чернилом: но надеюся приити к вам, и усты ко устом глаголати, говорит св. Иоанн Богослов в своём втором послании (ст. 12); многа имех писати, повторяет он и в третьем послании, но не хощу чернилом и тростию писати тебе: уповаю же абие видети тя, и усты ко устом глаголати (ст. 13 и 14). Подобным образом выражается в одном месте и св. Павел: о прочих же, егда прииду, устрою (1Кор. 11, 34).

г) Наконец, послания Апостольские, писанные в разных местах и к разным частным церквам, или даже частным лицам, соделались общеизвестными во всей Церкви Христовой не совсем скоро, и ещё в дни Иринея (во 2-й половине второго века) были целые народы, обращённые к Христианству, которые не имели у себя никаких св. писаний, а довольствовались одним преданием. «Если бы,– спрашивает св. отец,– Апостолы не оставили нам своих писаний: ужели бы не должно было следовать порядку предания, которое они оставили тем, кому поручали церкви? Сему порядку следуют многие варварские народы, которые, уверовав во Христа, имеют спасение, написанное на сердцах их Духом, без бумаги и чернила, и тщательно блюдут древнее предание... Таковые люди, уверовавшие без Писания, хотя, по нашему наречию, слывут варварами, но что касается до образа мыслей, нравов и жизни,– то они по вере весьма мудры и угождают Богу, провождая жизнь во всякой правде, чистоте и премудрости. Если бы кто стал проповедовать им лжеучение еретическое: то они тотчас же затворили бы свой слух, и далеко бежали бы, не желая даже слышать богохульной беседы. Так они, утверждаясь на древнем Апостольском предании, не допускают даже до мысли своей какого-либо еретического суемудрия»572.

2) Из примера и совершенно ясных изречений и даже повелений самих св. писателей. «Если бы устное Предание было противно вере Христовой,– скажем словами того же отечественного Архипастыря,– то Апостолы, без сомнения, и сами бы не верили ему, и нам бы, Христианам, запретили веровать. Но, напротив, Лука Евангелист не был сам учеником Христовым, а написал целое Евангелие по устному от учеников Христовых преданию. Читай (Лук. 1, 1): понеже убо мнози начаша чинити повесть о извествованных в нас вещех: якоже предаша нам иже исперва самовидцы и слуги бывшии словесе: изволися и мне и пр. Апостол Иуда верил преданию о Михаиле Архангеле, спорившем с дьяволом о Моисеевом теле (ст. 9); между тем в книгах священных нигде об этом не написано. Апостол Павел также верил, что Господь Иисус сказал: блаженнее есть паче даяти, нежели приимати (Деян. 20, 35); но эти слова буквально не написаны в Евангелии, а он, верно, слышал их из уст которого-нибудь ученика Христова»573. С другой стороны св. Павел, написавший более всех Апостолов, говорит: братие, стойте, и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим (2Сол. 2, 15). Важно здесь то,–

а) что Апостол прямо и решительно заповедует Христианам держаться, между прочим, и устных преданий;

б) заповедует тогда, когда верующие имели уже в руках его писания: ибо это говорит он во втором своём послании к Фессалоникийцам;

в) заповедует держаться преданий точно так же, как и писаний, с равным уважением, твёрдостью и постоянством, не оставляя ни того ни другого источника спасительного учения, а содержа их вместе, нераздельно. Хвалю вы, братие, яко вся моя помните, и якоже придах вам, предание держите,– писал тот же Апостол в первом своём послании к Коринфянам, и, очевидно, разумея предания не письменные, а одни устные (1Кор. 11, 2). О Тимофее, предание сохрани, уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименного разума (1Тим. 6, 20); образ имший здравых словес, ихже от мене слышал еси, в вере и любви, яже о Христе Иисycе (2Тим. 1, 13),– и яже слышал еси от мене многими свидетели, сия предаждь верным человеком, иже довольни будут и иных научити (-2, 2): вот и ещё заповеди того же Апостола касательно устных преданий.

3) Из непрерывного, единогласного учения и примера св. Отцов и учителей Церкви. Так, из мужей первого века:

а) св. Игнатий, по свидетельству Евсевия, увещевал верующих блюстись от превратных мнений еретиков..., и с твёрдостью держаться Апостольского предания574;

б) св. Поликарп передавал верующим самые слова, сказанные Господом, о которых слышал непосредственно от Апостолов, и вообще предал Церкви то, что сам принял от Апостолов575;

в) а Егезипп заботился даже собрать Апостольские предания воедино, и многие из них изложил в пяти книгах (ὑπομνήμασι), которые, к сожалению, до нас не дошли576.

Во втором веке –

а) св. Ириней писал: «все, желающие знать истину, должны обращаться в каждой церкви к преданию Апостольскому, известному во всём мире»577, и сам, препираясь с многочисленными еретиками, старался обличать их не только от Писания, но преимущественно от предания578:

б) Тертуллиан также не только заповедовал держаться Апостольских преданий, но и постоянно приводил их в свидетельство против еретиков, как показывает целое его сочинение579.

В третьем веке –

а) Ориген завещал: «да хранится церковное предание, через порядок преемства от Апостолов преданное, и даже доныне пребывающее в церквах; той только истине и должно веровать, которая ни в чём не разногласит с церковным и Апостольским преданием»580;

б) св. Киприан говорил: «душам благочестивым и простым легко избежать заблуждения и найти истину: ибо, как только мы обратимся к источнику Божественного предания, заблуждение исчезнет»581.

В четвёртом веке тоже слышим:

а) от св. Епифания: «нужно держаться и предания, ибо невозможно обрести всё в одних писаниях; святейшие Апостолы одно оставили в Писании, другое в предании,– чтό самое так утверждает Павел: якоже предах вам» (1Кор. 11, 2)582;

б) от св. Василия Великого: «из сохранённых в Церкви догматов и проповеданий некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые прияли от Апостольского предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют одну и ту же силу для благочестия; и этому не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных: ибо аще предпримем отвергать неписанные обычаи, аки не великую имущие силу, то неприметно повредим Евангелию в главных предметах, или паче сократим проповедь во единое имя, без самые вещи»583;

в) от св. Златоуста: «не всё предали (Апостолы) через Писание, а многое также без писания; но то и другое равно достойно веры; Поэтому мы считаем достойным веры и предание: предание есть, ничего более не ищи»584. Приводить, после этого, ряд многих других отеческих свидетельств, без всякого сомнения, было бы излишне585.

4) Наконец, из примера целой Церкви вселенской, собиравшейся, в лице пастырей своих, на вселенских Соборах. Известно, что на этих Соборах обличаемы были ереси и утверждаемы догматы православия на основании не одного только Писания, но вместе и предания, иногда даже преимущественно – предания. Так именно поступили: собор Никейский586, собор Константинопольский587, собор Ефесский588, Халкидонский589, Трулльский590 и Никейский II. «Храним, говорят в самом начале своего догмата отцы этого последнего вселенского собора, храним не нововводно все, писанием или без писания, установленные для нас, церковные предания... Сим тако сущим, аки царским путём шествующе, последующе Богоглаголивому учению святых Отец наших и преданию кафолическия Церкве... определяем...» и проч.

Что св. Предание могло всецело сохраниться в Церкви до наших дней, это открывается:

1) Частью уже из способа распространения преданий, их повсеместности и всенародности. Св. Апостолы проповедали откровенное учение не в некоторых только местах, не пред немногими только лицами и отнюдь не тайно. Напротив, они пронесли его по всем странам тогдашнего мира, возвестили на всех языках, со всею ясностью (Матф. 10, 27), и, как требовала самая цель их проповеди, старались предавать Божественные истины всем и каждому, желающему спасения. При таких обстоятельствах затеряться или испортиться какому-либо Апостольскому, особенно важному, преданию, во всей Церкви, по всему Христианскому миру, очевидно, было невозможно. «Кто хочет знать истину, говорил св. Ириней, тот во всякой церкви может усмотреть Апостольское предание, возвещённое во всем мире»591.

2) Гораздо более из ревностной приверженности всех Христиан к преданному Апостолами учению, которую так хвалит в Коринфянах св. Павел (1Кор. 11, 2; сн. 1Сол. 1, 8; Кол. 1, 4. 6; Рим. 1, 8). К такой заботливости о сохранении устно преданного Апостолами учения естественно располагали Христиан:

а) самое достоинство этого учения, в котором они видели Слово Божье;

б) внушения св. Апостолов стоять и держаться преданий (2Сол. 2, 15), и вместе строгие прещения на противников: аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет, писал св. Павел к Галатам; якоже предрекохом, и ныне паки глаголю, аще кто вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет (Гал. 1, 8–9);

в) крайняя необходимость преданий: ибо писаний Апостольских сначала ещё не было, и даже тогда, как появились эти писания, до приведения их во всеобщую известность, многие частные церкви пользовались и могли существовать исключительно только Апостольскими преданиями592.

3) ещё более из обязанности и вместе ревности предстоятелей церквей к сохранению священного предания. Их-то, по преимуществу, сообразно с самим назначением их пасти Церковь Господа и Бога (Деян. 20, 28), старались наставить и утвердить в истинах веры св. Апостолы (-27), подобно тому, как прежде сами, предпочтительно пред всеми другими людьми, были наставляемы небесным Учителем (Иоан. 17, 6. 8). Пастырям Церкви особенно заповедовали св. Благовестники держаться верного словесе по учению (Тит. 1, 9), образ иметь здравых словес... и доброе завещание соблюдать Духом Святым (2Тим. 1, 13–14). Их-то, наконец, обязывали Апостолы предавать слышанное при многих свидетелях учение и своим будущим преемникам, верным человеком, иже довольни были бы и иных научити (2Тим. 2, 2). «Ежели Апостолы знали сокровенные тайны, пишет св. Ириней, которые открывали только совершенным, а не всем людям: то преимущественно они сообщали тайны сии лицам, коим поручали самые церкви. Ибо Апостолы хотели, чтобы те, которых они оставляли своими преемниками, и которым передавали собственное своё служение учительства, были весьма совершенны и неукоризненны во всех отношениях: так как от непогрешительного действия этих лиц долженствовало зависеть великое благо, а от погрешительнего – величайшее зло»593. И история свидетельствует, что достойные преемники Апостолов вполне соответствовали своему призванию. «Они, что нашли в Церкви, говорит один знаменитый учитель, то и содержали, чему сами научились, тому и учили, что прияли от отцов, то передали и детям»594.

4) Особенно из того, что священные предания весьма рано начали быть заключаемы многими учителями Церкви в письмена595, и таким образом со всей благонадёжностью передаваться, из рода в род, в следующие века.

5) Наконец, из того, что многие предания получила Церковь от Апостолов в самой своей практике, которая для сохранения истин отнюдь не менее надёжна, как и письмена. Состав Богослужений, особенно литургии, по крайней мере, в главнейших частях, образ совершения всех святейших таинств, некоторые молитвы, без всякого сомнения, получили начало своё от Апостолов. Вслед за этим преемники Апостолов, приявшие право и обязанность устроять всё в Церкви благообразно и по чину (1Кор. 14, 40), также заботились многие, преданные от Апостолов, истины увековечить для всех последующих родов в церковной же практике, в установлении праздников и обрядов.

Теперь можно уже определить и те источники, в которых дошли до нас Апостольские предания. Это –

1) Древние символы, которые, как образ здравых словес, как первая потребность для верующих, без сомнения, появились со времён самих Апостолов и постоянно существовали во всех церквах с самого их учреждения. Таких Символов, употреблявшихся Христианами в три первые века до Символа Никео-царьградского, известно очень довольно, и все они, совершенно сходные между собой по духу, хоть и различные нередко по букве, содержат в себе главнейшее члены учения догматического, вошедшие потом в Символ Никео-царьградский596.

2) Правила Святых Апостолов. Уважение, с каким употреблялись эти правила ещё в первые века Христианства, и употреблялись не в какой-либо местной церкви, а во всей Церкви вселенской,– уважение, простиравшееся до того, что сами Соборы, поместные и вселенские, полагали их в основание своих определений и руководствовались ими, как законом, имеющим всеобщую и непререкаемую силу обязательности,– всё это поставляет Божественную важность Апостольских правил выше всякого сомнения. Но, также, несомненно, что св. Апостолы предали их Церкви не письменно (иначе они с самого начала вошли бы в канон книг новозаветных), а устно. Написаны же и приведены эти правила в известный порядок или мужами Апостольскими, или их ближайшими преемниками597. Апостольских правил известно 85, и они содержат в себе предания Апостолов, касающиеся, по преимуществу, церковного управления и благочиния.

3) Определения и правила Соборов:

а) поместных, на которые, по 37-му правилу Святых Апостолов, ежегодно дважды собирались епископы из разных мест для рассуждения о делах веры и благочестия, и приносили с собой, сохранявшиеся в их церквах, те или другие предания; особенно же –

б) Соборов вселенских, куда, в лице предстоятелей своих, собиралась вся Христова Церковь, хранительница преданий. Этот источник тем драгоценней, что Соборы, как мы замечали, действительно, всегда обращались в своих рассуждениях не только к Писанию, но и к Преданию. И что в определениях и правилах этих Соборов сохранились до нас предания не только догматические, но и нравственные, и обрядовые, и вообще относительно всех предметов Христианской веры и Церкви.

4) Древние литургии. Таких литургий, употреблявшихся, или доселе ещё употребляющихся, в разных церквах востока и запада, весьма много598, и многие из них, известные под именами Апостолов и мужей Апостольских, восходят до времён незапамятных, или даже до времён самих Апостолов, какова, например, литургия св. Апостола Иакова. Литургии эти можно считать одним из самых важных хранилищ Апостольского предания и истинного верования первенствующей Церкви, судя, с одной стороны, по древности их происхождения, а с другой – по их высокому назначению и употреблению в Церкви. По крайней мере, в тех чертах учения, в которых все эти древние литургии совершенно согласны между собой, голос их должен иметь силу непререкаемости. А подобных черт очень довольно: так, во всех литургиях исповедуются догматы о Пресвятой Троице, о Божестве Сына Божьего и Духа Святого, об истинном воплощении Бога-Слова, о приснодевстве Богоматери, о необходимости благодати, о действительном преложении или пресуществлении хлеба и вина в таинстве евхаристии, о призывании Святых и проч.599.

5) Древнейшие акты, касающиеся Христианских мучеников, каковы: акты св. Игнатия Богоносца, св. Поликарпа, епископа Смирнского и многих других, написанные современниками этих мужей и даже свидетелями их мучений600. Идя на вольную смерть за имя Христово, св. мученики ясно и открыто исповедовали свою веру пред своими мучителями, и нередко довольно подробно объясняли им разные истины Христианства. Исповедания эти и объяснения, без сомнения, были самые искренние и истинные. А потому, будучи записаны непосредственными свидетелями, служат ныне драгоценным памятником тогдашнего верования Церкви и употреблявшегося в ней Апостольского предания. Это тем несомненнее, что, в древние времена, акты мученические не прежде входили в употребление между верующими, как по предварительном рассмотрении и одобрении их местным епископом, и читались в общественных собраниях Христиан также под надзором предстоятелей церквей, которые не могли допустить, чтобы в акты эти вкралось что-либо несогласное с общим верованием Церкви601. В числе прочих исповеданий, встречающихся в таких актах, мы находим яснейшие исповедания Пресвятой Троицы, Божества Иисуса Христа, призывания Святых и проч.

6) Древние церковные истории, между которыми история Евсевия Памфила, воспользовавшегося древнейшими и достоверными документами, заслуживает особенного уважения. Здесь собраны многие предания времён Апостольских не только чисто исторические, обрядовые и подобные, но и догматические, каково, например, предание о каноне священных книг Ветхого и Нового Завета.

7) Вообще творения всех древних Отцов и учителей Церкви. Они писали или частные исповедания для засвидетельствования собственной веры пред Церковью (каковы изложения веры св. Афанасия Великого, папы Пелагия и многих других), или изъяснения истин веры для обстоятельного наставления Христиан православных (каковы Катехизис св. Кирилла Иерусалимского, Богословие св. Иоанна Дамаскина, бесчисленные церковные поучения, толкования на книги св. Писания и пр.), или, наконец, обличения против язычников, еретиков и раскольников, столько же многочисленные и разнообразные. Во всех этих случаях древние пастыри, естественно, должны были сообразоваться неизменно с Апостольскими преданиями, сохранявшимися и употреблявшимися тогда в Церкви; а потому справедливо могут быть названы свидетелями этих преданий, и преданий всякого рода: и догматических, и обрядовых, и исторических. Во всех их видах. Писания отеческие – источник Предания самый богатый602.

8) Наконец, вся древняя практика Церкви, куда принадлежат

а) священные времена: посты, дни воскресные и праздничные;

б) священные места: устройство храмов с его подробностями, и

в) священные действия, обряды и церемонии. А так как образ священия времён и совершения священнодействий изложен в богослужебных книгах, то сюда же должно отнести –

г) и эти книги, или церковные чинопоследования603.

Но, без всякого сомнения, не всё то, что содержится в исчисленных нами источниках или хранилищах Апостольского предания, есть уже по тому самому и Апостольское Предание; напротив, содержится в них весьма много и такого, что никак не может быть названо этим именем. Истинное Апостольское Предание должно иметь свои особые признаки, по которым бы мы могли отличить его от всех других истин, от всех заблуждений и, в частности, от всех преданий ложных.

Признаки эти обыкновенно разделяются на внутренние и внешние.

I. К внутренним принадлежат:

1) то, чтобы Апостольское Предание было сообразно с самим собой, т. е. не заключало в себе внутреннего противоречия: признак общий для всех истин, но необходимый и в Апостольском предании, для отличия его вообще от многих заблуждений и в частности от некоторых преданий ложных.

2) Чтобы оно было сообразно с другими, уже известными и несомненными, Апостольскими преданиями; ибо Апостолы сами себе противоречить не могли: ещё признак, необходимый в предании для той же самой цели.

3) Наконец, чтобы оно было сообразно со св. Писанием, ибо виновник того и другого один – Дух Святой. На этот признак указывает сама св. Церковь, когда в православном Катехизисе учит нас: «должно соблюдать предание, с Божественным откровением и со священным Писанием согласное»604. А в Чине православия, между прочим, изрекает: «отвергающим же Соборы св. Отцов и их предания, Божественному откровению согласные и православно-кафолической Церковью благочестно хранимые, анафема»605. Но так как сама же св. Церковь научает нас, что «ей только приличествует рассуждать об истинном разумении и истолковании святых писаний»606, и что она только одна в этом случае непогрешительна607, то, очевидно, по духу её учения, и решать окончательно вопрос: согласно ли известное предание со св. Писанием или несогласно, принадлежит не частным лицам, а ей же. Потому-то и прибавлено в Чине православия: «отвергающим предания, Божественному откровению согласная, и православно-кафолическою Церковью хранимая, анафема». Впрочем, как ни важен этот признак, но и он, подобно двум прежним, даёт нам возможность отличать истинное Апостольское предание только от заблуждений и от преданий ложных, отнюдь не более: ибо истины все, как Божественного, так и человеческого происхождения, не только могут, но и необходимо должны быть согласны со св. Писанием.

Следовательно, все, показанные нами, внутренние признаки Апостольского предания суть только отрицательные, а не положительные: по ним мы всегда узнаем, чего нельзя назвать Апостольским преданием; но что должно назвать, не узнаем. Здесь-то являются нам на помощь признаки Апостольского предания внешние, которые заимствуются из внешних свидетельств, и положительно определяют характер истинно Апостольских преданий.

II. По этим внешним признакам:

1) Истинно Апостольским преданием может быть признано только то, которое может быть возведено до времён Апостольских, и с самого начала (в I и II в.) употреблялось в церквах, непосредственно основанных Апостолами. На этот признак преданий указывали св. Ириней и Тертуллиан. «Если б о чём-либо возродился спор, говорит первый, то не надлежало ль бы обратиться к древнейшим, видевшим у себя Апостолов, церквам, и от них получить, что только, касательно настоящего спорного предмета, есть известного и очевидно ясного»608? «Одно лишь то предание, говорит второй, должно признавать Апостольским, которое содержится ныне в основанных ими церквах»609. Но явно, что признак этот, удобоприложимый в дни Иринея и Тертуллиана, ныне, по отдалённости нашей от времён Апостольских и по случаю потери многих писаний первых учителей Церкви, один недостаточен для определения всех Апостольских преданий. И потому довольно для убеждения нас в истине и того, если –

2) Что-нибудь единогласно выдают нам за Предание Апостольское все или только многие учители Церкви III, IV и V веков: ибо учители эти могли основываться в своих показаниях на свидетельствах древнейших учителей, коих сочинения были ещё тогда целы, да и сами были близки к временам Апостольским, и выражали, по замечанию Августина, только то, что находили в Церкви610. «Что у многих, говорит Тертуллиан, обретается единым, то не измышлено, а предано»611. «Что все или многие, говорит Викентий Лиринский (учитель V века), единодушно, открыто и постоянно, как будто по какому предварительному согласию своих учителей, приемлют, содержат и передают, то должно считать вполне достоверным и несомненным612.

3) Наконец, бесспорно уже должно признать за Предание Апостольское то, чего держалась и держится вся Церковь вселенская, и чего между тем или вовсе, или, по крайней мере, в таком именно виде, в каком содержится оно св. Церковью, нельзя найти в св. Писании. «Не должно искать истины у других, пишет св. Ириней, но должно поучаться ей в Церкви, в которую, как в богатую сокровищницу, Апостолы сложили всё, что только есть истинного... А потому-то Предание истины, которое содержит Церковь, должно со всем усердием любить и принимать»613. «Что содержит вся Церковь, замечает блаж. Августин, и что, без всякого соборного постановления, содержалось в ней всегда, то, по всей справедливости, мы почитаем преданным от Апостолов614. Припомним также слова из Чина православия: «отвергающим... предания..., православно-кафолическою Церковью благочестно хранимая, анафема».

Из самого понятия о священном предании, как Слове Божьем устном, необходимо следует, что оно, по достоинству своему, совершенно равно Слову Божьему писанному. Эту равночестность обоих источников Христианской веры, которые содержат в себе одно и то же Божественное откровение,–

1) Ясно засвидетельствовал св. Апостол Павел, когда заповедал Христианам равно держаться того и другого, не положивши между ними ни малейшего различия: братие, стойте, и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим (2Сол. 2, 15)615.

2) Ясно исповедовали св. Отцы Церкви, например:

а) св. Василий Великий: «из сохранённых в Церкви догматов и проповеданий некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые прияли от Апостольского предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют едину и ту же силу для благочестия и сему не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных»616,

б) св. Златоуст: «не всё предали (Апостолы) через послание, а многое также без писания: но то и другое равно достойно веры; Поэтому мы считаем достоверным и предание: предание есть, ничего более не ищи»617.

3) Наконец, ясно засвидетельствовала и вся Церковь, когда не только на поместных, но и на вселенских Соборах с равным уважением руководствовалась, при определении и утверждении догматов, как Писанием, так и Преданием (см. § 129).

Что же касается до употребления священного Предания: то в этом отношении должно сказать, что св. Предание вполне удовлетворяет тем условиям, какие указали мы, говоря о необходимости Божественного источника Христианской веры, при св. Писании (§ 128). Именно:

I. Священное Предание безусловно необходимо для непререкаемого решения вопросов касательно подлинности канона и богодухновенности священных книг: всех этих вопросов, как мы видели (§ 128), с совершенной удовлетворительностью не может решить ум, не решает и св. Писание: все они, прибавим здесь, с самого начала Христианства, действительно, и решаемы были преимущественно на основании священного Предания. Так –

а) Ориген, приступая к исчислению книг, составляющих ветхозаветный канон, замечает: как предано от Иудеев..., а обращаясь к книгам новозаветным, начинает: «о четырёх Евангелиях, беспрекословно принимаемых во всей Церкви, я узнал из предания следующее...»618;

б) Отцы Карфагенского Собора, перечисливши канонические и богодухновенные книги св. Писания, заключают: «ибо мы прияли от отцов, что сии книги читать подобает в церкви» (прав. 33);

в) Руфин в подобном же случае говорит: «мы сочли благовременным исчислить их (св. книги), как предано нам от отцов, какие прияли мы из памятников отеческих»;

г) папа Иннокентий I выражается, что хочет показать канон боговдохновенных писаний, «последуя преданию (secundum traditionem), сохраняющемуся в церкви Римской со времён самих Апостолов»619;

д) св. Кирилл Иерусалимский и Евсевий также основывались при этом единственно на священном Предании620.

II. Священное Предание безусловно необходимо для правильного и непогрешительного уразумения самих истин, содержащихся в священном Писании. И –

1) Необходимо для точного определения и объяснения тех истин, которые со всей полнотой не выражены в св. Писании, а только или находятся в виде намёков, или содержатся в других истинах, как в своих началах, из которых могут быть выводимы уже посредством умозаключений. Таковы истины: о сошествии Иисуса Христа в ад, о приснодевстве Богоматери, о почитании и призывании в молитвах Ангелов и Святых, о почитании св. мощей и икон, о состоянии душ по смерти до всеобщего суда, о поминовении усопших, о семеричном числе таинств, о крещении младенцев и неповторяемости крещения, о совершении святейшего таинства евхаристии и прочих таинств621. Теперь мы выводим эти догматические истины, как следствия из некоторых мест библии, и считаем их важными. Но почему? Потому что в Церкви есть об этих истинах достоверное Предание от самых времён Апостольских. А, не держась предания, мы –

а) или вовсе не выводили бы означенных догматов из св. Писания, как и поступают Протестанты, которые, хотя пользуются тем же священным кодексом, каким и мы, но, отвергая вообще догматические предания, отвергают и эти догматы, стараясь вместе доказывать несправедливость наших выводов;

б) или даже отвергали бы исчисленные догматы, на основании других мест св. Писания, чему также находим живое свидетельство у тех же Протестантов. Они не признают, например, догмата о почитании Ангелов и Святых не потому только, что будто бы нет основания для этой истины в св. Писании, но более потому, что, как им кажется, есть в Писании места, которые совершенно её ниспровергают;

в) или и выводили бы,– как выводим теперь, но не считали бы своих выводов догматами, а простыми мнениями, которых можно держаться и не держаться;

г) наконец, если бы даже мы и выводили все упомянутые истины из св. Писания, надлежащим образом, и сами признавали их за догматы: наше частное уважение к ним ещё не сообщило бы этим истинам в глазах других необходимой силы обязательности... Одно Апостольское предание, как Божественное, непререкаемо определяет и утверждает эти догматы для всех верующих.

2) Необходимо для точного определения и объяснения даже тех истин, которые изложены в св. Писании с полнотой. Ибо –

а) хотя эти истины мы можем объяснять и сами непосредственно из св. Писания, но, при нашем объяснении, всегда будет оставаться место для сомнений, точно ли правильно мы уразумели то, что объясняем;

б) эти истины, будучи определяемы и объясняемы без руководства священного Предания, всегда подвергались бесчисленным разногласиям, по произволу людей622, и часто нет никакой возможности положить конец подобным разногласиям, пока не призовется на помощь священное Предание, имеющее Божественный авторитет. Как естественно, при объяснении св. Писания, обращаться к св. Преданию, это можно понять:

а) Из того, что св. Апостолы излагали своё учение в письменах первоначально для людей, которым это самое учение было уже прежде преподано ими устно во всей ясности, определённости и полноте, и которым, потому, они заповедовали равно держаться св. Писания и св. Предания (2Сол. 2, 15). Следовательно, если устное предание Апостолов служило необходимым пособием к надлежащему уразумению их писаний для первенствующих Христиан, то, сохранившись в св. Церкви неповреждённым до настоящих дней, не должно ли оно служить тем же и для нас?

б) Из того, что как сам Спаситель, особенно по воскресению своему пред учениками своими (Лук. 24, 27), так и св. Апостолы (Деян. 2, 25–32 и др.) пред всеми верующими, действительно, объясняли ветхозаветные писания, указывая истинный смысл находящихся там обетований, пророчеств и прообразований. А некоторые из Апостолов, например, Пётр, читавший послания Апостола Павла, и нашедший в них неудобь разумна некая (2Петр. 3, 16), и Иоанн Богослов, проживший дольше всех Апостолов, и, как говорит предание, рассмотревший и утвердивший все их писания, без всякого сомнения, при случае, объясняли Христианам и книги Нового Завета. Если теперь устные объяснения св. Писания, происшедшего от самого Господа и учеников его, сохранились и дошли до нас в целости: какое мы имеем право отступить от этих преданий?

3) Так смотрит на св. Предание и св. Церковь: "и ныне, заповедует она нам, нужно Предание для руководства к правильному разумению св. Писания, для правильного совершения таинств и для соблюдения священных обрядов в чистоте первоначального их установления»623. Так смотрела она на св. Предание и всегда,– что можно видеть:

а) из свидетельства некоторых отдельных её учителей и

б) из свидетельства Соборов.

а) Из учителей: св. Ириней решительно отвергает, чтобы «не знающие предания могли найти истину из писаний»624. Климент Александрийский учит, что «те, кои толкуют писания вопреки церковному преданию, потеряли правило истины»625. Ориген говорит, что мы «не должны отступать от первоначального и церковного предания, и веровать (писаниям) как-либо иначе, нежели как предали нам через преемство Божьи церкви»626, и что «ту только истину и должно признавать за действительную истину, которая ни в чём не разногласит с церковным преданием»627. Св. Василий Великий и Григорий Богослов, по свидетельству Руфина, при изъяснении Божественных писаний, старались руководствоваться не собственными соображениями, но преданиями предков628. Св. Киприан говорит: «если мы обратимся к источнику Божественного предания, то прекратится заблуждение человеческое»629.

б) Из св. Соборов: шестой вселенский (в 680 г.) осудил Оригенистов за то, что они (как показало письмо Иерусалимского Патриарха Софрония, читанное и одобренное в заседании 13) дерзали толковать писания вопреки преданию предков; а Собор пято-шестой или Трулльский (в 691 г.) 19-м правилом постановил: «предстоятели церквей должны по вся дни, наипаче же во дни воскресные, поучать весь клир и народ словесам благочестия, избирая из Божественного Писания разумения и рассуждения истины и не преступая положенных уже пределов и предания богоносных Отцов: и аще будет исследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удовлетворяются, нежели составлением собственных слов, дабы, при недостатке умения в сём, не уклониться от подобающего».

III. Ко всему этому надобно присовокупить, что св. Предание, безусловно, необходимо для определения и подтверждения многих исторических и обрядовых истин, которые только в нём одном и содержатся и вовсе не упоминаются в св. Писании. Истин, касающихся разных сторон церковного устройства, благочиния и богослужения, как то: установления некоторых праздников и постов, употребления священнических одежд, устройства храмов, поведения клириков и мирян и проч. Существование такого рода преданий, исторических и обрядовых, всегда допускали не только православные Христиане, но и сами Протестанты. И упомянуть здесь об этих преданиях тем для нас необходимее, что есть целые отрасли православного Богословия, каковы – церковная Археология и каноническое Право, которые на них по преимуществу и основываются, и для которых, следовательно, св. Предание, Апостольское и церковное, служит источником главнейшим.

Для того, чтобы убедиться совершенно в подлинности, каноне и богодухновенности священных книг, чтобы правильно понимать и истолковывать св. Писание, необходимо, как мы видели, держаться священного Предания, а чтобы убедиться в подлинности и целости самого священного Предания, и уметь отличать истинные Апостольские предания от ложных, необходимо, что также мы уже заметили, следовать свидетельству православной Церкви. Заключение отсюда очевидно: значит, Церковь православная есть истинная хранительница всего Божественного откровения, т. е. не только св. Предания, но через Предание и св. Писания. Теперь спрашивается:

I) точно ли это справедливо,– точно ли сам Господь-Спаситель поставил православную Церковь свою быть хранительницей и истолковательницей его Божественного Слова? И если справедливо:

II) так ли эта хранительница и истолковательница благонадёжна, чтобы и сама не могла погрешить и нас ввести в заблуждение? Если и это несомненно,– новые неизбежные вопросы:

III) где ж она – эта Церковь православная, водительству которой мы смело могли бы предаться, и

IV) где именно мы можем слышать голос её учения, который могли бы принять себе за руководство, при усвоении Божественного откровения?

Прежде, нежели приступим к раскрытию этой истины, нам необходимо установить понятие о ней.

I. Церковь Христова есть общество Верующих во Иисуса Христа: в этом согласны все (см. § 16). Но одни из Христиан учат, что Церковь есть такое общество, в котором существуют два класса членов: во-первых, богоучреждённая иерархия (священноначалие), или класс пастырей, которым сам Господь поручил на хранение Божественное своё Слово, и дал право объяснять и проповедовать его другим, и, во-вторых, класс пасомых, которые не имеют этого права, обязаны учиться вере от своих пастырей и пользоваться Божественным откровением под их руководством. Напротив, другие утверждают, что такого разделения членов в Церкви не должно быть, что нет богоучреждённой иерархии, что все верующие равны между собой, все имеют одинаковое право учить, все могут непосредственно, без всякого стороннего руководства, пользоваться Словом Божьим, объяснять его по своему крайнему разумению, и таким образом созидать свою веру и спасение. Мы, как чада Церкви православной, держимся первой мысли, и потому, когда говорим, что хранительницей и истолковательницей Божественного откровения поставлена быть Церковь, то разумеем собственно одну церковь учащую, или священную иерархию630. Следовательно, для подтверждения этой мысли, нам должно показать, что Христос-Спаситель, действительно, учредил в своей Церкви особое сословие людей, которых одних уполномочил быть блюстителями и истолкователями его Божественного Слова для всех ищущих спасения, а отнюдь не предоставил такого права всем верующим.

II. в этом убеждаемся:

1) Из истории самого Спасителя. Для настоящего случая она представляет нам три следующие несомненные истины:

а) Явившись на земле, чтобы совершить великое дело нашего искупления, Спаситель сначала только одному Себе усвоял право учить людей истинной вере, полученное Им от Отца: Дух Господень на мне, говорит Он, егоже ради помаза мя благовестити нищим, посла мя исцелити сокрушенные сердцем: проповедати плененным отпущение, и слепым прозрение: отпустити сокрушенные во отраду: проповедати лето Господне приятно (Лук. 4, 18. 19), и проходя грады и веси с проповедью Евангелия присовокуплял: аз на сие родихся, и на сие приидох в мир.... (Иоан. 18, 37), аз на се послан есмь (Лук. 4, 43), заповедуя в то же время народом и учеником: вы же не нарицайтеся учители: един бо есть ваш учитель, Христос..., ниже нарицайтеся наставницы: един бо есть наставник ваш, Христос (Матф. 23, 1. 8 и 10).

б) Потом Он передал своё Божественное право учительства своим ученикам, двенадцати и семидесяти, которых сам нарочито избрал к этому великому служению из среды всех своих слушателей (Лук. 6, 13; снес, 10, 1 и далее),– предал сперва на время ещё в дни своей земной жизни, когда посылал их проповедовать Евангелие царствия только овцам погибшим дому Израилева (Матф. 10, 5–16 и далее), а затем и навсегда, по воскресении своём, когда, совершив сам всё дело своё на земле, и отходя на небо, сказал им: якоже посла мя Отец, и аз посылаю вы (Иоан. 20, 21), шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Матф. 28, 18). И, с другой стороны, весьма ясно и со страшными угрозами обязал всех людей и будущих Христиан принимать учение Апостолов и им повиноваться: слушаяй вас, мене слушает: и отметаяйся вас мене отметается: отметаяйся от мене, отметается пославшего мя (Лук. 10, 16. См. также Матф. 10, 14; 18, 15–19; Марк. 16, 16).

в) Наконец, в то же самое время, как передавал Господь своё Божественное право учительства Апостолам, Он выразил желание, чтобы от Апостолов непосредственно перешло право это и на их преемников, а от этих последних переходя из рода в род, сохранялось в мире до самого скончания мира. Ибо Он сказал ученикам своим: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари,– шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам: и её аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Марк. 16, 15; Матф. 28, 18–20). Но эти ученики, без сомнения, не могли жить до скончания века, и если могли проповедовать Евангелие всем языкам, какие только были им современны, то не могли же проповедовать народам последующих веков. Следовательно, в лице своих Апостолов Спаситель послал на дело всемирной проповеди, равно как обнадёжил своим присутствием, и всех их будущих преемников: это не простое гадание ума, а положительное учение одного из самих Апостолов, который говорит, что сам Христос дал Церкви своей не только Апостолы, Пророки, благовестники, но и пастыри и учители (Ефес. 4, 11).

2) Из истории св. Апостолов. Апостолы, без сомнения, всего лучше знали волю своего Господа; они водились Духом его, и как во всём, так и здесь, конечно, совершенно с нею сообразовались. Как же поступали Апостолы? Они –

а) постоянно удерживали за собой право учительства, полученное ими от Господа (Деян. 5, 42; 6, 1–5), несмотря ни на какие прещения врагов (Деян. 4, 19; 5, 28 и 29), и свидетельствовали каждый о себе: аще благовествую, несть ми похвалы: нужда бо ми належит; горе же мне есть, аще не благовествую (1Кор. 9, 16);

б) они передавали, потом, своё Божественное право своим преемникам, епископам и пресвитерам, которых сами избирали и поставляли (Деян. 14, 23; 20, 28), заповедуя им учить благовременно и безвременно, со всяким долготерпением и настоянием (2Тим. 4, 2–5; 1Тим. 4, 6. 14);

в) заповедовали также этим нарочито избранным и освящённым лицам (Деян. 20, 28) передавать свою Божественную власть учительства и другим, подобным образом избранным и приготовленным, людям (2Тим. 2, 2; Тит. 1, 5 и 9), как своим преемникам;

г) а с другой стороны, запрещали восхищать эту власть людям, к тому не призванным: како проповедят, аще не послани будут (Рим. 10, 15), спрашивает великий учитель языков. Еда еси Апостоли, еда еси пророцы, еда еси учители? (1Кор. 12, 29),– и ответствует в другом послании: никтоже сам себе приемлет честь, но званный от Бога, якоже и Аарон (Евр. 5, 4), и

д) всех вообще верующих обязывали и увещевали: повинуйтеся наставником вашим и покоряются: тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще (Евр. 13, 17 и др.).

3) Из всей последующей истории Христианства. Как учили Апостолы, так учили потом и мужи Апостольские, без сомнения, всего лучше знавшие волю своих наставников, как то: св. Климент Римский, св. Игнатий Богоносец631, так, учили потом и последующее пастыри: Киприан632, Григорий Богослов633, Златоуст634, Амвросий, Иероним, Августин, Григорий Великий635, отцы VI вселенского Собора (в правиле 64) и другие. Все они единогласно утверждали, что пастыри Церкви суть истинные преемники Апостолов, и что они только одни прияли, через преемство от Апостолов, законную власть и обязанность быть блюстителями и истолкователями Божественного откровения, а все миряне должны слушаться гласа своих пастырей, и не имеют права учить. «Не подобает мирянину, говорит именно 64 правило VI вселенского Собора, произносить слово, или учить, и так брать на себя учительское достоинство, но повиноваться преданному от Господа чину, отверзать ухо приявшим благодать учительского слова, и от них поучаться Божественному. Ибо в единой Церкви разные члены сотворил Бог по слову Апостола (1Кор. 12, 27), которое изъясняя, Григорий Богослов ясно показывает находящийся в них чин, глаголя: сей, братия, чин почтим, сей сохраним. Сей да будет ухом, а тот языком: сей рукою, а другии иным чем-либо. Сей да учит, тот да учится. И после немногих слов далее глаголет: учащийся да будет в повиновении, раздающий да раздаёт с веселием, служащий да служит с усердием. Да не будем все языком, аще и всего ближе сие, ни все Апостолами, ни все Пророками, ни все истолкователями. И после неких слов ещё глаголет: почто творишь себя пастырем, будучи овцою; почто делаешься главою, будучи ногою. Почто покушаешься военачальствовать, быв поставлен в ряду воинов. И в другом месте повелевает премудрость: не буди скор в словах (Еккл. 5, 1): не распростирайся убог сый с богатым (Притч. 23, 4): не ищи мудрых мудрейший быти. Аще же кто усмотрен будет нарушающим настоящее правило: на сорок дней да будет отлучен от общения церковного».

Понятно, после этого, в каком смысле преимущественно должно разуметь слово – Церковь, когда речь идёт о непогрешимости её в деле учения. Непогрешима, без сомнения, вообще вся Церковь Христова, состоящая из пастырей и пасомых. Но так как блюсти, проповедовать и истолковывать людям Божественное откровение предоставлено собственно сословию пастырей636; так как пасомые обязаны неуклонно последовать в сем святом деле гласу своих богопоставленных наставников (Еф. 4, 11–15; Деян. 20, 28; Евр. 5, 4. 13 и 17): то очевидно, что, при раскрытии учения о непогрешимости Церкви, преимущественно надобно иметь в виду церковь учащую637, соединённую, впрочем, нераздельно с церковью учимой638. «Учит Дух Святой Церковь,– говорят православные Патриархи восточные,– через Святых Отцов и учителей кафолической Церкви Церковь научается от Живоначального Духа, но не иначе, как через посредство св. Отцов и учителей… Кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться и изрекать ложь вместо истины: ибо Дух Святой, всегда действующий чрез вернослужащих Отцов и учителей Церкви, предохраняет её от всякого заблуждения»639. Впрочем, из последующего это откроется яснее.

I. Для того, кто верит в Божественность откровения, учение о непогрешимости Церкви должно быть несомненным. Ибо в Слове Божьем:

1. есть места, которые или необходимо предполагают, или даже прямо выражают эту истину, и

2. есть другие места, которые, кроме того, представляют на неё удовлетворительные объяснения.

1) К изречениям первого рода можно отнести по преимуществу –

а) Слова Спасителя о неоскудеваемости и непреоборимости Церкви: созижду Церковь мою, и врата адова не одолеют ей (Матф. 16, 18). Эта непреоборимость Церкви оказалась бы, явно, невозможной, если бы Церковь не была изъята от всякой возможности погрешить в учении веры. Ибо уклонение её от истины учения необходимо уже повлекло бы за собой и уклонения в священнодействиях, в управлении и во всём прочем; а всё это неоспоримо засвидетельствовало бы, что врата адовы одолели Церковь, и что она уже не Церковь Христова, чистая и святая.

б) Слова св. Апостола Павла о назначении церкви учащей или учителей веры: Той дал есть овы убо Апостолы, овы же пророки, овы же благовестники, овы же пастыри и учители, к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова..., да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей, в коварстве козней льщения (Ефес. 4, 11–15). То есть, назначение учителей веры в Церкви, между прочим, состоит в том, да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром учения, во лжи человечестей. Каким же образом могло бы быть достигнуто такое высокое назначение церкви учащей, если бы даже вся она не была изъята от возможности заблудиться?

в) Слова того же Апостола о Церкви, где он прямо и ясно называет её столпом и утверждением истины (1Тим. 3, 14–16). Да увеси, писал учитель языков к своему возлюбленному Тимофею, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива, столп и утверждение истины. И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти... ("ἵνα ἐιδῇς, πῶς δεῖ ἐν ὄικῳ Θεοῦ ἀναστρέφεσθαι, ἥτις ἐστὶν ἐκκλησία Θεοῦ ζῶντος, στύλος καὶ ἐδραίωμα τῆς ἀληθεϊας. Καὶ ὁμολογονμένως μέγα ἐστί τὸ τῆς ἐυσεβείας μυστύριον. Θεὸς ἐφωνερώθη«). Должно заметить:

аа) Что столпом и утверждением истины в представленной речи называется не велия благочестия тайна, как думают некоторые, а именно Церковь: это видно, во-первых, из Греческого чтения настоящего места, где после слов – Θεοῦ ζῶντος непосредственно стоит στύλος без члена, а после слов – καὶ ὁμολογονμένως μέγα ἐστί поставлен член τὸ τῆς ἐυσεβείας, который, по замечанию знатоков Греческого языка, означает новое подлежащее; во-вторых, из самого выражения – στύλος καὶ ἐδραίωμα: в параллельных местах библии подобное говорится о Церкви (Матф. 16, 18; Ефес. 2, 20); наконец, из свидетельства древних учителей Церкви: Оригена, Кирилла Иерусалимского, Евсевия, Златоуста, Амвросия, Августина и других, которые читали рассматриваемое нами место в древнейших манускриптах точно так, как читаем мы640.

бб) Что Церковь, о которой здесь говорит Апостол, не есть частная церковь Ефесская, но Церковь Христова вообще. Ибо ей только прилично название: Церковь Бога жива, и она только уподобляется в св. Писании дому Божьему (Деян. 20, 28; 1Кор. 3, 16–17; 2Кор. 6, 16); и

вв) что под словом – истина, столпом и утверждением которой называется здесь Церковь, надобно разуметь всё Христианское учение, по употреблению этого слова в св. Писании (Иоан. 1, 17; 14, 16; Гал. 3, 1; 5, 7 и др.), а не какую-либо истину частную.

2) К изречениям последнего рода должно причислить места, выражающие ближайшее отношение самого Господа Иисуса и Св. Духа в Церкви и особенно к церкви учащей. Таковы –

а) Все те места, в которых Господь называется Главой Церкви. Того (т. е. Иисуса Христа), говорит св. Апостол, даде (Бог-Отец) главу выше всех Церкви, яже есть тело его, исполнение исполняющего всяческая во всех (Eфec. 1, 22–23; см. также Ефес. 4, 15; 5, 23; Кол. 1, 18). Если же Спаситель, как истинная Глава Церкви, всегда присущ телу своему, непрестанно оживляет его, и сам невидимо управляет им, то быть не может, чтобы Он допустил всю Церковь свою уклоняться от истины и погрешать,– Он, который есть самая истина (Иоан. 14, 6). Такое уклонение могло бы происходить или без ведома его, или с ведома и согласия: но то и другое равно нелепо.

б) Места, где Спаситель называется верховным Правителем Церкви, которому подобает царствовати, дóндеже положит вся враги под ногама своима (1Кор. 15, 25). А для достижения этой цели Господу необходимо соблюсти благодатное царство своё, т. е. Церковь, от заблуждений в вере, вследствие которых, мало-помалу, царство это неизбежно могло бы разрушиться; и тогда Он был бы побеждён врагами своими, а не сам бы победил их.

в) Обетование, которое изрёк Спаситель ученикам перед вознесением своим на небо, посылая их на всемирную проповедь: и се аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Матф. 28, 20). Обетование это относится и ко всем епископам и пастырям Церкви: ибо не на одних только Апостолов, но и на всех преемников их возложен долг распространять и сохранять учение Христово; а с этой-то именно целью, как показывает весь состав речи, и дано помянутое обетование. Это же видно из самого выражения: до скончания века, которое означает в св. Писании кончину Христианского домостроительства (Матф. 13, 40 и 49; 1Кор. 15, 25).

г) Другое обетование Христа-Спасителя ученикам своим: и аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век..., той вы научит всему, и вспомянет вам вся, яже рех вам (Иоан. 14, 16. 26). Слова: да будет с вами в век – показывают уже, что Спаситель, изрекая это обетование, имел в виду не одних только Апостолов, но и преемников их в деле проповедования св. веры. А если вспомним, что и сами Апостолы относили особенное содействие Духа Святого не к одним себе, но и вообще к пастырям Церкви, которых поставляли (2Тим. 1, 14; Деян. 20, 28): в таком случае истина эта представится нам в полном свете.

II. И надобно заметить, что это учение о непогрешимости Церкви не есть какое-нибудь новое учение, которого прежде не знали Христиане. Нет, оно также древне, как древня сама Церковь: учение это единодушно провозвещали верующим во все времена Христианские пастыри и учители. Так –

Св. Игнатий Богоносец говорит: «для того и приял Господь на главу свою помазание, чтобы сообщить Церкви неповреждённость (ἀφθαρσίαν)"641.

Св. Ириней: «не должно искать истины у других, но должно научаться ей у Церкви, в которую, как в богатое хранилище, Апостолы положили всё, что только есть истинного. Здесь кто хочет, да почерпает себе животворное питие. Здесь-то дверь жизни; все же другие тати суть и разбойницы, и потому должно убегать их, а должно любить то, что исходит от Церкви, и принимать от неё предание истины (veritatis traditionem)»642. «Где Церковь, там и Дух Божий и где Дух Божий, там и Церковь и всякая благодать, ибо Дух есть истина»643 «Церковь повсюду проповедует истину, и она-то есть седмисвещный светильник, сияющий светом Христовым»644.

Ориген·. «не должно слушать тех, кои говорят: вот здесь Христос, но указывают его не в Церкви, которая исполнена блеска от востока до запада, исполнена истинного света, и есть столп и утверждение истины, и в которой – всегдашнее присутствие Сына человеческого, глаголющего всем и всюду: се аз с вами есмь во вся дни до скончания века"645.

Св. Киприан: «истинная, спасительная и святая вода Церкви (так называет св. отец её учение) не может измениться и повредиться, как сама Церковь неповрежденна (incorrupta), чиста и целомудренна»; и в другом месте: «те, кои отпали от Христа, по вине своей погибнут, но Церковь, которая во Христа верует, и то, что познала однажды, содержит, никогда совершенно не отпадет от Него (nunquam ab eo ommino recedere)»646.

Св. Александр Александрийский: «(исповедуем) единую кафолическую и Апостольскую Церковь, непобедимую всегда, хотя бы вооружился на неё весь мир, и победоносную над всяким нечестивым восстанием неправославных»647.

Феофил Александрийский: «Бог во все времена дарует Церкви своей одну и ту же благодать, чтобы сохранялось всё тело, и ни в чём не воспреобладал яд еретических догматов»648.

Св. Златоуст: «горою называет (Пророк) Церковь и непреоборимость её догматов649. По истине, Церковь есть гора по твёрдости, крепости и несокрушимости: ибо как гору невозможно поколебать, так и Церковь Божью650. Церковь не обдержится качеством времён, но управляется благодатью Духа Святого, и потому не состаревается, ни ослабевает, ни преодолевается, будучи многими теснима»651.

Св. Исидор Пелусиот: «вратами адовыми Слово Божье назвало сонмища безбожников и богохульства ересей, которым всем противится Церковь Божья, сама побеждает их, но от них не побеждается (ὀυ κατακυριέυεται»)652.

Блаж. Августин: «Церковь не уклонится во веки веков: ибо она есть предуставленный столп и утверждение истины"653.

Св. Кирилл Александрийский: «Церковь непреоборима совершенно (ἀκλόνητος παντελῶς), имея Христа основанием и непоколебимой опорой»654.

Такие же точно отзывы о непогрешимом учительстве Церкви встречаются и у очень многих других учителей: у Климента Александрийского, Евсевия Кесарийского, Афанасия и Василия Великих655, Амвросия656, Епифания657, Иеронима658, у нашего Митрополита Филиппа659, Святителя Димитрия Ростовского и других660.

Если Дух Святой учит кафолическую Церковь и предохраняет её от заблуждений не иначе, как через посредство вернослужащих Отцов и учителей (епископов и вообще пастырей): то единственный способ для выражения, в случае нужды, непогрешимого свидетельства Церкви касательно той или другой откровенной истины есть единодушное согласие, в рассуждении этой истины, всей церкви учащей, за которым естественно должно уже последовать и согласие всех верующих. Для изъявления же такого согласия церкви учащей возможны два способа: предстоятели частных церквей могут выражать его, нарочито собравшись для этого все воедино на Собор вселенский, но могут выражать и не собираясь на Соборы, а посредством взаимных сношений, оставаясь каждый на своём месте, при обыкновенном положении Церкви (in status quo).

Непогрешимость вселенских Соборов в определениях касательно истин Божественного откровения –

I. Непосредственно открывается из того, что эти Соборы представляют собой всю вообще Церковь Христову. Ибо, на них присутствуют епископы (вместе с другими пастырями), по возможности, всех местных церквей. А известно из взаимного отношения епископов и паств их, что «епископ, как говорит св. Киприан, в церкви, а церковь в епископе, и кто не (в общении) с епископом, тот и не в Церкви»664. Поэтому-то ещё Тертуллиан в своё время называл Соборы из всех пастырей представителями всего Христианского мира665; блаж. Августин также утверждал, что мнение полного Собора есть согласие всей Церкви666, сам первый вселенский Собор заключил символ свой следующими словами: сих анафематствует кафолическая и апостольская Церковь667. И потому допустить погрешимость вселенских Соборов значит допустить погрешимость всей Церкви.

II. Объясняется тем, что на Соборах присутствовал сам Господь Иисус со Св. Духом. Эту веру свою, мы основываем:

а) на обетовании Спасителя Апостолам, а в лице их, и их преемникам: и се аз с вами семь во вся дни до скончания века (Матф. 28, 20). Как же возможно допустить, чтобы Он оставлял учителей веры только в те дни, когда они собирались на Соборы, и когда его содействие наиболее им было необходимо?–

б) на другом его обетовании: идеже еста два или трие собрани во имя мое, ту есмь посреде их (Матф. 18, 20). Как же могло статься, чтобы не присутствовал Он на Соборах вселенских, куда собирались не два или три, а целые сонмы пастырей, по возможности, со всего мира. И собирались именно во славу имени Его, для защиты Его святой веры, для объяснения и определения догматов, касавшихся, по преимуществу, Его собственного Лица, для устроения и утверждения его Церкви и вечного спасения душ, искушённых его бесценной кровью668? Основываем:

в) наконец, на третьем его обетования: и аз умолю Отца, и иного утешителя даст вам, да будет с вами в век..., той наставит вы на всяку истину (Иоан. 14, 16; 16, 13). Но нигде и никогда пастырям Церкви не было столько необходимо наставление на всякую истину от Духа истины, как на вселенских Соборах. Ибо здесь, по возможности, собирались все верховные пастыри Церкви. Следовательно, если бы они все уклонились здесь от истины и погрешили, то вслед за тем погрешила бы и вся Церковь вселенская. Здесь, кроме того, рассматривались такие истины, которые можно назвать коренными в ряду всех прочих истин Христианства, и с падением которых пало бы и всё Христианство.

III. И эту веру в непогрешимость вселенских Соборов, эту веру в невидимое присутствие на них самого Господа со Св. Духом всегда содержала и исповедовала православная Церковь, как можно видеть:

1) Из свидетельств частных её учителей разных мест и времён, например:

а) св. Афанасия: «Слово Божье через вселенский (Никейский) Собор пребывает во веки»669;

б) св. Василия Великого: «исповедуйте веру, изложенную Отцами нашими, сошедшимися в Никее, и не отметайте ни одного из Никейских речений, но ведайте, что изглаголали сие триста восемнадцать отцов по беспрекословному согласию и не без внушения Св. Духа»670; и ещё: «где духовные мужи начальствуют при совещаниях, народ же Господень последует им по единодушному приговору, там усомнится ли кто, что совет составляется в общении с Господом нашим И. Христом, излиявшим кровь свою за Церкви?»671;

в) св. Григория Богослова: «на св. Соборе в Никее, среди этого числа избранных мужей, которых Дух Святой собрал воедино, он (св. Афанасий Великий), сколько зависело от него, прекратил недуг»672;

г) св. Амвросия: «я следую определению Никейского Собора, от которого меня не может отлучить ни меч, ни смерть»673;

д) св. Кирилла Александрийского: «с ними (Отцами 1-го Никейского Собора), по истине, восседал и сам Иисус Христос, который сказал некогда: идеже еста два или трие собрани во имя мое, ту семь посреде их...; как же можно сомневаться в том, что Он невидимо председательствовал на сем святом и великом Соборе, когда здесь для мира положено неподвижное и непоколебимое основание, исповедание чистой и неукоризненной веры?"- и в другом месте: «сам Дух Святой внушил им (т. е. Отцам Собора) истину (Матф. 10, 20); ибо не сами они говорили, но Дух Бога и Отца говорил в них»674;

е) св. Григория Великого: «сознаюсь, что я точно так же приемлю и уважаю четыре Собора, как четыре книги Святого Евангелия»675;

ж) Никифора, Константинопольского Патриарха (806–815): «благоговейно почитаю и принимаю семь святых и вселенских Соборов, и все сверхъестественные догматы и определения, постановленные и утверждённые на них святыми и Божественными Отцами нашими676.

2) Из свидетельств самих вселенских Соборов, которые утверждали, что они собираются с Духом Святым (Eфec. Соб. прав. 7);·что посреди их невидимо присутствует как Глава Собора, сам Господь Иисус677, в знамение чего посреди Собора на особом возвышении обыкновенно полагаемо было Евангелие678; что благочестивые глаголы их суть от Духа произнесённые (6-го всел. Соб. прав. 1), что Соборы все узаконили по внушению Духа Святого (7-го всел. Соб. прав. 1),– и постановления свои, начиная их, по примеру Собора Апостольского, словами: изволися Духу Святому и нам, называли то священными и Божественными правилами (6-го вселен. Соб. пр. 2 и 7-го всел. Собор, прав. 1), то узаконениями непреложными. Так, о Символе первого вселенского Собора Отцы, присутствовавшие на втором, определили: «да не отменяется Символ веры 318-ти Отцов, бывших на Соборе в Никее, что в Вифинии, но да пребывает оный непреложен» (прав. 1). То же самое касательно определений Никейского Собора постановил в седьмом правиле своём и третий Собор вселенский; потом повторил в первом правиле своём Собор Трулльский касательно уже всех предшествовавших ему Соборов. Наконец, седьмой вселенский Собор говорит «начертанные (прежними вселенскими Соборами) правила и постановления пребывают несокрушимы и непоколебимы...; Божественные правила с услаждением приемлем, и всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил, изложенных от всехвальных Апостолов, святых труб Духа, и от шести святых вселенских Соборов, и поместно собравшихся для издания таковых заповедей, и от святых Отец наших. Ибо все они, от единого и того же Духа быв просвещены, полезное узаконили» (пр. 1).

3) Из практики православной Церкви. Она:

а) память всех семи вселенских Соборов почтила особыми духовными торжествами679;

б) в своих песнопениях величает их семью столпами, на которых незыблемо утверждена истина её православия против всяких ересей680, и притом исповедует: «семь убо духов, иже почиша на Христе, Исайя сие рече: на семи же Соборах почи Христос, со Отцом и Божественным Духом»681;

в) она требует веры во все постановления Соборов как вселенских, так и, принимаемых ею, поместных, от каждого, поступающего в число её членов682; и

г) постановила, чтобы исповедание этой веры читалось в Присяге епископской, как один из главнейших членов православия683.

Определения частных или поместных Соборов, хотя не могут считаться непогрешимыми, но имеют великую важность для церквей местных, коих епископы присутствовали на тех Соборах. А если эти определения будут рассмотрены и утверждены Собором вселенским и приняты всей Церковью, в таком случае они приобретают для нас одинаковую важность с собственными определениями Соборов вселенских. Вот почему наша православная Церковь верует, что «всё то, что ни постановили св. Отцы на всех вселенских (7-ми) и поместных (девяти) православных Соборах, где бы они ни были составлены, происходит от Духа Святого, как Апостолы на Соборе своём сказали: изволися Св. Духу и нам"684.

Должно также допустить, что согласное учение всех архипастырей и вообще пастырей Церкви, хотя бы они и не были созваны на Собор, пребывая каждый на своём месте, и, следовательно, согласное верование всей Церкви касательно истин Божественного откровения, равно непогрешимо, как и определения вселенских Соборов. Ибо и это положение –

1) Есть необходимое следствие нашей веры в непогрешимость Церкви. И Спаситель обещал невидимое соприсутствие своё и содействие Святого Духа церкви учащей не на Соборах только, но в том именно её виде, в каком Он её учредил. А учреждая эту церковь, Он предназначил членов её для рассеяния по всей земле: шедте в мир весь, проповедите Евангелие всей твари; шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа, сказал Он св. Апостолам, а в лице их, и всем их преемникам.

2) Подкрепляется постоянным верованием и практикой Церкви. Древние учители смотрели на единогласное свидетельство всех частных церквей, как на решительное доказательство истинности какого-либо учения, и утверждали, что нельзя лучше и успешнее посрамить еретиков, как противопоставив им авторитет Церкви вселенской, в её обыкновенном положении: «Церковь, говорит св. Ириней, с тех пор, как прияла учение Христово, хотя рассеяна по всей вселенной, ревностно блюдёт его, как будто населяя единый дом. Верует согласно с Апостолами, как будто имея единую душу и единое сердце, и неизменно проповедует, изъясняет и преподаёт свою веру, как будто обладая едиными устами»685. «Известно, говорит также Тертуллиан, что всякое учение, которое только согласно с верованием первоначальных (matricibus et originalibus) Апостольских церквей, должно считать за истину, в полной уверенности, что Церковь прияла это учение от Апостолов, Апостолы от Христа, Христос от Бога»686. Поэтому-то, на основании такого всеобщего согласия частных церквей, ещё в три первых века, прежде чем начались Соборы вселенские, были уже осуждены и единодушно отвергнуты ереси Евионеев, Маркионитов, Павла Самосатского и другие, и Церковь вселенская осталась непогрешимой. «Ужели ещё нужно собирать Собор, говорит блаж. Августин, рассуждая о ереси Пелагиан,– чтобы обличить столь явную погибель? Как будто никакая ересь никогда не была осуждена без созвания Собора, тогда как, напротив, известны весьма немногие ереси, для обличения которых открывалась такая потребность, а многие, и притом несравненно большее число, где являлись, в тех самых местах и подвергались справедливому обличению и осуждению и уже оттуда давалось это в известие всем прочим церквам для предостережения»687.

Как же узнать согласие или несогласие всех частных церквей касательно тех или других истин откровения? Можно узнать:

а) из принятых в тех церквах символических книг, утвердившегося верования и постоянной практики; можно –

б) испросить для этого, если бы оказалась потребность, письменные ответы на предложенные вопросы от всех предстоятелей частных церквей.

I. Теперь не трудно определить и важность учения св. Отцов и учителей Церкви относительно истин Христианской веры. Эту важность можно выразить в следующем положении: «единодушное согласие всех Отцов и учителей Церкви в учении о предметах Божественного откровения или Христианской веры есть несомненный признак истины». Ибо –

1) св. Отцы и учители, жившие в различных местах и в разные времена, суть представители своих частных церквей. И, следовательно, единодушное согласие всех Отцов и учителей выражает собой единодушное согласие всех частных церквей, в которых они были предстоятелями, т. е. Церкви вселенской, и притом не в одно только время, а в различные времена.

2) Согласное свидетельство всех Отцов и учителей, как мы видели (§ 132), есть непререкаемое доказательство предания Апостольского, или того, что утверждаемое ими, таким образом, учение, несомненно, ведёт своё начало от самих Апостолов.

3) К этому должно присовокупить особенную древность некоторых из Отцов, ревность всех их по православию и обилие духовных дарований, которыми они обладали. Некоторые из св. Отцов были непосредственными учениками Апостолов. Св. Павел наставлял в Вере Ерму и Дионисия Ареопагита; св. Иоанн Богослов – Игнатия и Поликарпа; Варнава и Климент были, притом, сотрудниками Апостолов. «А Апостолы, как свидетельствует Ириней, если имели некие сокровенные тайны, которые нередко открывали только совершенным,– особенно преподавали эти тайны тем, коим вверяли самые церкви. Ибо желали соделать совершенными и во всём неукоризненными будущих своих преемников, поставляя их на учительское место»688. Мужи Апостольские, по примеру и завещанию своих Божественных учителей, передавали всё Апостольское учение своим ученикам и преемникам, как-то: Пантену, Иринею, Клименту Александрийскому и прочим; эти – своим, и так далее689.

Ревность по православию св. Отцов известна из их частных жизнеописаний, из истории Соборов и вообще из истории всей Церкви. Бесчисленные опыты свидетельствуют, что эти знаменитые пастыри считали своим существеннейшим долгом – блюсти православную Веру и жертвовать для неё всем: «Я решился не давать себе покоя и принять всё за Веру Христову», писал св. Кирилл Александрийский, при появлении ереси Несториевой690. «Я охотно забываю неправды и клеветы, говорит он в другом своём письме,– Бог их рассудит! Только бы вера была спасена. Но если кто предаст веру, то мы не должны изменять своей совести, хотя бы нам угрожали опасности жизни»691. «Ни гонения, ни мучения, ни прещения Императоров, писали Отцы первого Константинопольского Собора к западным епископам, ни жестокость правителей и никакое другое бедствие и угнетение от еретиков – не могут уклонить нас от православной веры, определённой на Никейском Соборе. Коему следовать советуем вам и всем верующим»692. И мы знаем действительно, что одни из св. Отцов за свою ревность по православию ссылаемы были в заточение (например, св. Иларий, св. Златоуст), другие лишаемы епископства (например, св. Григорий Нисский – на 8 лет до смерти Валента). Третьи во всю жизнь терпели гонения (св. Афанасий), четвёртые вкусили даже мученическую смерть (св. Варнава, Климент Римский, Игнатий, Поликарп, Иустин, Киприан, Ириней).

Обилие духовных дарований (1Кор. 12, 3–14; сн. 1Иоан. 2, 20), которыми обладали св. Отцы Церкви, также известно из истории их жизни и засвидетельствовано св. Церковью, которая украсила их наименованиями Божественных, Богоносных, Богомудрых, Богоглаголивых693, и, кроме того, одних именуем великими, других чудотворцами, третьих златоустами и т.п.

4) Такую точно важность учению Отцов ясно приписывала вся Церковь, когда на вселенских Соборах, в своих рассуждениях о предметах споров, всегда имела обычай, после св. Писания, обращаться к единодушному согласию этих древних знаменитых своих учителей, и следовала ему в своих определениях. Халкидонский, четвёртый вселенский, Собор так начинает свой догмат: последующе Божественным Отцем все единогласно поучаем694. Пятый вселенский Собор так выражает своё исповедание: «последуем во всём и св. Отцам и учителям Церкви Божией: Афанасию, Иларию, Василию, Григорию Богослову, Григорию Нисскому, Амвросию, Феофилу, Иоанну Константинопольскому, Кириллу, Августину, Проклу, Льву, и приемлем всё, что только написали они о православной вере и к осуждению еретиков. Приемлем также и других св. и православных отцов, которые до конца жизни своей неукоризненно проповедовали правую веру в святой Церкви Божьей»695. Шестой вселенский Собор утвердил догмат о двух волях и действиях в Иисусе Христе, также по учению святых Отец наших696. Наконец, и седьмой вселенский Собор утвердил свой догмат, последующе Богоглаголивому учению святых Отец697.

5) Такую точно важность согласному учению Отцов приписывали и частные знаменитые пастыри Церкви, например:

а) св. Кирилл Александрийский: «все, имеющие здравый смысл стараются следовать учению Отцов: ибо и сами они вразумлялись Апостольским и Евангельским преданием, и учение веры изъясняли из св. писаний совершенно правильно без ошибки и погрешности, быв светилами в мире»698;

б) Викентий Лиринский, уважаемый писатель V столетия (около 460), который постановляет такое правило касательно употребления свидетельств отеческих: «чтὸ все или многие единодушно, открыто и постоянно, как будто по какому предварительному согласию своих учителей, приемлют, содержат и передают, то должно считать вполне достоверным и несомненным»699. Вспомним также, что многие св. Отцы имели обычай доказывать Христианские истины рядом свидетельств из писаний прежних св. Отцов, например: св. Афанасий Великий, когда писал против Ариан о единосущии Сына Божьего с Отцом700; св. Василий Великий в книге о Св. Духе против Македония701; св. Кирилл Александрийский в сочинении против Нестория702; блаж. Феодорит во многих своих сочинениях703; св. Иоанн Дамаскин также во многих, особенно же в Точном Изложении православной веры и в словах о св. иконах.

II. Но, приписывая таким образом полный авторитет всем Отцам и учителям вместе, когда они согласно утверждают что-либо в учении о предметах Божественного откровения, мы должны помнить:

1) Что вовсе нельзя приписывать такого же авторитета каждому Отцу порознь. При всей своей святости, при всем обилии духовных дарований, св. Отцы не были боговдохновенны, подобно св. Пророкам и Апостолам, и потому писания отеческие никогда не должно сравнивать с каноническими книгами священного Писания. Св. Отцы не были непогрешимы каждый порознь, напротив, могли погрешать и некоторые действительно погрешали, тогда как св. Пророки и Апостолы были непогрешимы каждый порознь, и изложили нам в своих Боговдохновенных писаниях только одну чистую истину. «Мы отнюдь не должны, говорит по этому случаю блаженный Августин, почитать рассуждения некоторых, хотя и православных и похваляемых мужей, наравне с каноническими писаниями. И думать, якобы нам непозволительно было, при достодолжном уважении к этим лицам, в писаниях их кое-что не принимать и даже отвергать, если узнаем несомненно, что они мыслили иначе, нежели как велит истина, понятая другими ли, или нами при помощи Божьей. Так смотрю я на писания других; так хочу, чтобы и на мои смотрели»704.

2) Что вовсе нельзя приписывать Отцам и учителям такого же авторитета в тех случаях, когда они разногласят между собой; напротив, голос самих Отцов должен быть уже поверяем тогда голосом Церкви вселенской. Это достаточно известно каждому из практики Соборов.

3) Что вовсе нельзя приписывать св. Отцам и учителям такого же авторитета, когда они рассуждают не о предметах Божественного откровения. Известно, что многие знаменитые учители Церкви, например, блаж. Августин, св. Иоанн Дамаскин, писали нередко о таких истинах, которые совсем не относятся к существу Христианской веры и не содержатся в откровении. Таковы сочинения их по части философии, истории, грамматики, астрономии и других естественных наук, музыки, поэзии и пр. Во всех подобного рода сочинениях или даже отдельных мыслях св. Отцы являются не как учители Церкви, а как обыкновенные учёные, и так же могли погрешать, как погрешают все люди. Эти предметы, как мы заметили ещё прежде (§ 137), не относятся к кругу тех, по отношению к которым приписывается непогрешимость самой вселенской Церкви.

III. Не должно соблазняться встречающимся иногда несогласием того или другого древнего уважаемого учителя Церкви касательно некоторых откровенных истин с единодушным учением всех прочих пастырей, а надобно смотреть на это несогласие, как на частное мнение учителя: «всё, замечает Викентий Лиринский, подробно рассуждавший об этом предмете, всё, о чём только Святой ли и учёный, епископ ли, исповедник или мученик, мыслили несогласно со всеми, или даже противореча всем,– всё такое должно относить к мнениям личным, частным, сокровенным, и отличать от авторитета общего, открытого и всенародного Верования»705. Достойны искреннего сожаления те из среды самих Христиан, которые намеренно собирают разные ненамеренные погрешности древних знаменитых пастырей и Отцов Церкви, и таким образом уподобляются Хаму, который, узревши невинную наготу отца своего, не только не прикрыл её, но, для посмеяния, ещё рассказал о ней братьям. Тот же рассудительный писатель (Викентий Лиринский) замечает, что для узнавания согласного учения Отцов нет нужды собирать свидетельства всех их до единого, а довольно только привести свидетельства многих из них. И в подтверждение своей мысли указывает на пример вселенского Собора Ефесского, который признал за единодушное согласие всех Отцов свидетельства только десяти знаменитейших между ними, как представителей всей Церкви706. И нельзя не согласиться с таким замечанием. Ибо не все Отцы имели случай писать о каждой откровенной истине, и многие их писания не дошли до нас. Наконец, должно помнить, что правила св. Отец, признанные и утверждённые вселенскими Соборами, имеют для нас важность, равную с правилами этих последних707.

После того, как мы раскрыли истину, что хранительницей и истолковательницей Слова Божьего для всех людей поставлена быть св. Церковь, что эта учительница веры непогрешима, и, следовательно, совершенно, благонадёжна, нам оставалось бы только сказать: итак, долг каждого верующего вполне предаться этой непогрешимой руководительнице... Но спрашивается: где же она, эта истинная Церковь Христова, которой мы могли бы всецело предаться? Ныне существует на земле не одна, а несколько Христианских Церквей или обществ, из которых, притом, каждая называет только одну себя Церковью истинной, а все прочие – ложными. Сказать, чтобы все они были истинными, без сомнения, нельзя: ибо истина одна, а эти церкви и общества во многом разнятся между собой, и исключают себя взаимно. Сказать, чтобы все они были ложными, также нельзя: ибо Церковь Христова, как мы видели (§ 136), непогрешима, неоскудеваема. Следовательно, необходимо допустить, что одна из ныне существующих церквей, и только одна, непременно должна быть истинной, православной. Какая же именно?

Чтобы соблюсти беспристрастие в решении столь важного вопроса, не станем прямо и намеренно доказывать православие Церкви нашей, а предварительно рассмотрим разные начала, какие употребляются богословами главнейших вероисповеданий Христианских для суждения об этом предмете, и покажем, какое между ними есть начало лучшее. Потом приложим, или покажем способ приложить, это начало не к своей только Церкви, но и ко всем прочим. Вслед за тем уже сами собой обнаружатся следствия касательно истинно-православной Церкви Христовой

Главные и употребительнейшие из начал, на основании которых обыкновенно стараются доказать истинность или православие какой-либо церкви, известны следующие:

Первое: «истинная Церковь есть та, которой вполне приличествуют свойства, указанные в словах Никео-цареградского Символа: верую во едину, святую, соборную и Апостольскую Церковь». Этим началом пользуются, по преимуществу, богословы Римской церкви708, а иногда и наши 709.

Второе: «истинная Церковь есть та, в которой сохраняются чистое проповедование Слова Божьего и правильное совершение таинств». Этого начала держатся Протестанты710.

Третье: «истинная Церковь есть та, которая право, неизменно сохраняет непогрешительное учение древней Церкви вселенской, и во всём пребывает ей верной». Это начало высказано и раскрыто некоторыми из наших богословов711, и ясно указывается самым наименованием Церкви нашей, которым она обвыкла отличать себя от прочих,– Церкви православной, т. е. право-верующей.

I. С первого раза нельзя не признать достоинства начала первого. Оно представляется справедливым: свойства Церкви, указанные в Символе, действительно, могут быть приписаны только одной Церкви истинной из всех ныне существующих церквей. Но когда? Лишь тогда, когда наперёд, другим путём, будет доказано, что известная церковь, несомненно, есть истинная, а отнюдь не наоборот. Т. е. отнюдь нельзя доказать непосредственно на основании свойств Церкви, указанных в Символе, православие какой-либо церкви, ныне существующей. Почему? Потому, что:

а) означенные свойства не представляют для этого собой начала совершенно ясного и определённого: в Символе сказано, что истинная Церковь есть единая, святая, соборная и апостольская; но, как понимать каждое из этих свойств, не определено. Отчего писатели Римские объясняют свойства эти по-своему, чтобы доказать ими истинность своей церкви. Мы объясняем несколько иначе712, чтобы доказать истинность Церкви нашей. Последователи других исповеданий могут объяснять ещё иначе, каждый сообразно с предположенной целью. Это начало:

б) не есть начало последнее, основное, а предполагает собой ещё другое, дальнейшее и, притом, неизвестное. Паписты, например, говорят: церковь Римская есть святая, соборная (кафолическая) и апостольская потому, между прочим, что она будто бы содержит святое, кафолическое и апостольское учение. Мы говорим то же самое о своей Церкви, и указываем на ту же причину... Но спрашивается: откуда известно, что их или наша Церковь содержит такое учение? Где начало для суждения об этом? И можно ли без этого дальнейшего, здесь не поименованного, начала произнести о спорном предмете что-либо решительное? В приложении начала, заимствуемого от свойств Церкви, указанных в Символе, никак нельзя –

в) соблюсти совершенное беспристрастие, потому что здесь определять смысл начала и прилагать его к делу предоставляется на волю каждого исследователя, принадлежащего уже к известной церкви или Христианскому обществу, и, следовательно, более или менее, предрасположенного в их пользу. А потому –

г) при этом начале нельзя положить конца спорам о православии церквей: ибо всякий, конечно, будет стоять за верность своего объяснения свойств Церкви истинной, чтобы удобнее приложить их только к своей церкви, как и свидетельствует опыт.

II. Справедливым представляется с первого раза и начало протестантское: нельзя было бы не назвать истинной той церкви, о которой было бы доказано, что в ней, точно, сохраняются чистое, истинное проповедование Слова Божьего и законное совершение святых таинств. Но как объясняют это начало сами Протестанты? И, во-первых, что разумеют они под Словом Божьим и под чистым проповедованием этого Слова? Слово Божье, по их учению, это одно св. Писание, а чистое проповедование Божьего Слова – это истолкование св. Писания. По руководству самого же св. Писания, или, точнее, по свободному разумению каждого толкователя. Во-вторых, кому предоставляется судить, что в той или другой церкви сохраняется чистое проповедование Слова Божьего и законное совершение таинств? Предоставляется произволу каждого, на основании св. Писания. Если так: то –

а) это начало не истинно само в себе: ибо Слово Божье заключается не в одном только Святом Писании, но и в Святом Предании (§ 129); и истинное истолкование св. Писания не то, какое может составлять каждый по собственному разумению Писания (§ 128), а то, которое согласно со Святым Преданием, сохраняющимся в Церкви (§ 133), предназначенной быть блюстительницей и истолковательницей того и другого (§ 135);

б) совершенно неудобно и в приложении: ибо этим началом вовсе не предотвращается возможность пристрастия, когда вопрос будет решать всяк по-своему; вовсе не даётся возможности порешить спор как-нибудь окончательно, по той же самой причине.

III. Совсем не таково начало последнее: оно не только чуждо недостатков, какие оказались в двух рассмотренных началах, напротив, имеет все свойства начала истинного. Оно, во-первых, совершенно ясно и определённо. Когда говорится, что православная Церковь есть та, которая право, неизменно сохраняет непогрешимое учение древней Церкви вселенской; то здесь не оставляется никакого места вопросам: что же значит это непогрешимое учение и где найдем мы его? Оно существует в общеизвестных вероопределениях вселенских Соборов и в единогласном учении всех св. Отцов Церкви. Не оставляется никакого места произволу как-нибудь намеренно перетолковывать это учение; все вероопределения вселенских Соборов так точны и строги даже в словах, и единогласное учение всех Отцов о каком-либо предмете никогда не может иметь более одного смысла. Во-вторых, есть начало самое основное и имеющее наибольшую важность для всех. Определять истинный смысл св. Писания и св. Предания безошибочно, непререкаемо; разрешать окончательно вопросы, касающиеся предметов веры, нет другого средства, как мы видели, кроме голоса Церкви вселенской, которую сам Господь поставил быть хранительницей и истолковательницей его Слова (§§ 128, 135–138). Следовательно, ей одной принадлежит право явиться верховным судьёй и при решении вопроса о православии той или другой частной церкви; и если мы отвергнем голос такого судьи: то высшего и лучшего суда на земле не найдём. И эту важность, эту непогрешимость Церкви вселенской признаём мы, признают Римские католики. Должны бы признавать и Протестанты, как и признавали некоторые из них в начале, по крайней мере, прилагая свою мысль к Церкви древне-вселенской. Ибо учение о непогрешимости Церкви весьма ясно основывается на самом Святом Писании (см. § 136), которое принимают Протестанты, и необходимо должно быть допущено всяким Христианином, который только верует в Божество Христа Спасителя и в Божественное происхождение его веры. Это начало, наконец, есть самое благонадёжное в приложении. Тут не может быть пристрастия к какой-либо из частных церквей, ибо судьями будут не представители этих самых церквей, а будет судить древняя Церковь вселенская со своим неизменным, строго определённым учением. Тут открывается полная возможность услышать приговор окончательный, которому должны покориться все Верующие, ибо его произносит судья, уполномоченный на то от самого Бога, и судья непогрешимый.

Выразим же теперь раздельно это начало. Сущность его в следующем: «православной Церковью может назваться одна та, которая право, неизменно сохраняет непогрешимое учение Церкви вселенской, и, следовательно, во всём остается ей верной». Но –

1) Известно, что Церковь вселенская выразила свой непогрешимый голос касательно всех главнейших членов веры на вселенских Соборах, по преимуществу в Никео-цареградском Символе и других вероопределениях относительно догматов подвергавшихся, по случаю ересей, соборному рассмотрению, и что этот Символ и эти вероопределения она тогда же завещала для всех будущих родов, как правило веры неприкосновенное и неизменное713. Отсюда частное начало первое: «имя Церкви православной должно принадлежать только той из ныне существующих церквей, которая всецело сохранила, без малейшего прибавления и убавления, это священнейшее правило; а все те церкви и Христианские общества, которые отступили хотя в одном, тем более во многих из изложенных в нём основных членов веры, уже строго погрешили и суть не православные».

2) Известно, что касательно всех прочих догматов, о которых не было случая рассуждать, даже сделать намёк на вселенских Соборах, Церковь вселенская выразила свой непогрешимый голос в согласном учении всех своих знаменитых Отцов и учителей. И эту Веру Отцов завещала также для всех будущих родов, как неприкосновенную и неизменную714. Отсюда частное начало второе: «та только из ныне существующих церквей, которая все проповедуемые ею догматы может утвердить и справедливо утверждает на согласном Веровании отеческом или всего древнего Христианства, есть, поистине, Церковь православная. А церкви и Христианские общества, исповедующие некоторые новые догматы, о которых и не слышала священная Христианская древность, догматы, несогласные с учением древних учителей, и даже противоречащие ему, конечно, не заслуживают имени церквей православных».

Можно бы указать ещё и третье средство для решения вопроса, какая из нынешних церквей есть Церковь православная: это имел бы полное право решить новый вселенский Собор, если бы нарочито был созван, и решил бы, без сомнения, непогрешимо. Но прибегать к такому средству вовсе нет нужды: новый вселенский Собор, истинно-законный, не может решить дело несогласно с древними вселенскими Соборами и единодушным учением Отцов: ибо там и здесь виновник непогрешимости один, Дух Святой. И, следовательно, какая из ныне существующих церквей окажется правой пред судом древних вселенских Соборов и св. Отцов, та, бесспорно, оказалась бы правой и пред судом Нового вселенского Собора. А Церковь неправую пред судом древних вселенских Соборов и св. Отцов, никогда не оправдает и новый Собор вселенский, никогда не назовёт истинной, православной.

Уже приложение одного первого начала ясно показывает православие Церкви восточной православной и неправославие всех прочих. Ибо из всех ныне существующих церквей она только одна, по завещанию Церкви вселенской, всецело, без малейшего изменения, сохранила прибавления и убавления, Никео-цареградский символ и все вообще вероопределения древних семи вселенских Соборов. Тогда как в числе прочих церквей нет ни одной, которая бы не изменила этого священного правила веры.

В доказательство постоянного, совершеннейшего уважения восточной православной Церкви к семи вселенским Соборам и их вероопределениям достаточно указать (начиная со времени, когда, по отделению от неё Римского патриархата, она одна осталась блюстительницей древнего православия):

1) На Символ веры, преподанный нам Греками ещё в начале, при крещении великого князя Владимира, где явно завещается это уважение715.

2) На ряд Исповеданий, которые читаны были пастырями восточной Церкви на Соборах, каково, например, Исповедание св. Григория Паламы, Митрополита Фессалонитского, читанное на соборе Константинопольском в 1350 году, где выражается то же уважение716. Или – Исповедание св. Марка Ефесского, составленное им во Флоренции, по случаю бывшего там Собора, и содержащее в себе, между прочим, следующие достопамятные слова: «Последуя во всём семи святым вселенским Соборам и сиявшим на них богомудрым Отцам, я верую во единого Бога Отца, вседержителя и проч.. Сию священную науку, сей Символ веры, составленный на первом и втором Соборах, запечатленный и утвержденный прочими, всею душою приемля и сохраняя, принимаю и содержу, сверх сказанных семи Соборов, и последний, созванный благочестивым Василием, Императором Римским и святейшим Патриархом Фотием, и названный восьмым вселенским, на котором, в присутствии местоблюстителей Иоанна, блаженного папы древнего Рима: Павла и Евгения епископов, Петра пресвитера и кардинала, подтверждён и одобрен 7-й вселенский Собор, определено согласоваться и с Соборами, прежде него бывшими, восстановлен на своём престоле святейший Фотий, осуждены и преданы проклятью, подобно как и на предшествовавших ему вселенских Соборах, дерзающие делать какое-либо прибавление, или убавление, или совершенное изменение в вышесказанном Символе. Если кто, сказано там, дерзнёт написать иной (Символ), или прибавить к нему что-либо, или от него отнять, и назвать то определением веры (ὅρος), да будет осуждён и отлучён от всякого Христианского общества! То же самое говорит и папа Иоанн в послании к святейшему Фотию, и притом с большей подробностью и ясностью, касательно прибавления к оному Символу. Собор сей и изложил правила, которые можно находить во всех канонических книгах. Итак, по определению этого Собора, равно как и предшествовавших ему, священный Символ веры должно соблюдать неприкосновенным в том виде, как он издан. И я, принимая тех, коих сказанные Соборы принимают, и, отвергая тех, коих они отвергают, никогда не приму в общение дерзнувших приложить к Символу новое учение касательно происхождения Святого Духа, доколе они будут держаться этого учения»717.

3) На ряд Исповеданий, какие обыкновенно читали наши Архипастыри перед посвящением в епископский сан: «принимаю, говорили они, и семи вселенских Соборов изложение (веры), исповедую, яже от них установленные, каноны, и уставы любить и соблюдать, елико священными нашими Отцы, по различным временам и летом изобразованы, и всех, их же они прияли, и аз принимаю, и их же они отвратишася, и аз отвращаюся. Ещё же и церковный мир исповедую соблюдати и ни единым же нравом противная мудрствовати во всем животе моем, во всем последуя и повинуяся святым Апостолом и семи вселенским Собором»718.

4) На ответные послания некоторых Первосвятителей восточных к неправомыслящим, по случаю их вопросов, как-то: на послание святейшего Иеремии, Патриарха Константинопольского, к Лютеранам, где в основание всего православного учения полагаются семь вселенских Соборов719; и на послание всех восточных Патриархов и клира в 1723 году к церкви Великобританской, которое начинается так: «Наши догматы и учение нашей восточной Церкви еще древле исследованы, правильно и благочестиво определены, и утверждены святыми и вселенскими соборами; прибавлять к ним или отнимать от них что-либо непозволительно. Поэтому желающие согласоваться с нами в Божественных догматах православной веры должны с простотой, послушанием, без всякого исследования и любопытства, последовать и покориться всему, что определено и постановлено древним преданием Отцов, и утверждено святыми и вселенскими Соборами, со времени Апостолов и их преемников, богоносных Отцов нашей Церкви»720.

5) На Чин исповедания, которое обязаны произносить все, вступающие в недра Церкви православной: «прочая такожде, говорит ново-поступающий, вся от святых Отец на святых семи вселенских и поместных Соборах преданная, узаконенная и изъяснённая, кроме всякого усумнения приемлю и исповедую»721.

6) Наконец, на Православное Исповедание канонической и апостольской Церкви восточной, где в одном месте читаем: «членов кафолической и православной веры, по Символу первого Никейского и второго Константинопольского Соборов, двенадцать. В них так ясно изложено всё, принадлежащее к нашей Вере, что мы ни более, ни менее и не иначе должны верить, как согласно с разумением оных Отцов»722; а в другом: «должно верить, что всё то, что ни постановили святые Отцы на всех вселенских и поместных Соборах, где бы они ни были составлены, происходит от Духа Святого»723.

И надобно заметить, что всё это соблюдается не в исповедании только, но и на деле: никто и никаким образом не обличит православной Церкви восточной, чтобы она допустила хоть малейшее изменение в Никео-цареградском Символе и других Веро-определениях вселенских Соборов. Напротив, сами разномыслящее с нами Христиане невольно отдают ей эту честь, и считают это её отличительным характером, хотя иногда, по их мнению, в упрёк ей724.

и обществам Христианским

Что касается до других вероисповеданий, то об них нельзя сказать подобного: потому что все эти исповедания, более или менее, изменили вероопределениям и правилам вселенских Соборов и отступили от истины православия.

Для подтверждения этой мысли нам нет нужды перебирать разные Христианские церкви или общества, существующие на востоке отдельно от Церкви православной, и доныне держащиеся некоторых древних ересей, осуждённых ещё вселенскими Соборами. Разумеем, во-первых, Несториан, осуждённых третьим вселенским Собором, которые живут ныне в Месопотамии, преимущественно по реке Тигру, в Индии, Персии и Курдистане; а во-вторых, Монофизитов, осуждённых четвёртым вселенским Собором, которые образуют ныне собой две церкви в Африке: Коптскую и Абиссинскую, и две в Азии: Сирио-Яковитскую по реке Евфрату и Армянскую. А потому обратимся прямо к церквам западным.

I. Из числа их, прежде всех других, отступила от вероопределений древних вселенских Соборов церковь Римская. Ибо –

А) Вопреки ясному запрещению этих Соборов изменять, каким бы то ни было образом, Никео-цареградский Символ, изменила его, внесши в член о происхождении Духа Святого от Отца прибавление: «и от Сына (Filioque)». Все оправдания, какие могли придумать по этому случаю в защиту Римской церкви её защитники, заключаются в двух следующих. Первое: будто 7-е правило третьего вселенского Собора, подтверждённое потом последующими Соборами IV, V и VI, запрещает собственно составлять Символы веры, противные Никео-цареградскому Символу, или отличные от него. И, следовательно, запрещает вносить в этот Символ прибавления ложные, несогласные с ним, а отнюдь не прибавления истинные, которые могли бы служить только пояснением его, каково, действительно, и есть прибавление: Filioque. Второе: если и допустить, что означенное правило строго запрещает делать в Никео-цареградском Символе всякого рода изменения и прибавления, то запрещение это, конечно, падает только на частные лица, но отнюдь не на всю Церковь и не на вселенские Соборы; а прибавление: Filioque утверждено на вселенских Соборах. Оправдания – такие, которые вполне были бы достаточны для своей цели, если бы оказались справедливыми. Но в том-то и дело, что оба они несправедливы.

1) Несправедливо первое: будто Ефесский Собор запретил делать только ложные, а не всякого рода прибавления к Никейскому Символу. Кто мог лучше истолковать рассматриваемое нами правило Ефесского собора, как не св. Кирилл Александрийский, бывший на нём председателем? А вот как он истолковывает это правило в послании своём к Антиохийскому Патриарху Иоанну: «мы ни под каким видом не позволяем, чтобы, кем бы то ни было, искажаема была вера, или что то же, Символ веры, составленный некогда св. Отцами в Никее; не позволяем ни самим себе, ни другим, изменить даже одно слово, в нём заключающееся, или даже опустить одну букву,– помня слова сказавшего: не преступай предел древних, ихже положили отцы твои». И надобно прибавить, что это послание св. Кирилла было читано и одобрено потом на четвёртом вселенском Соборе. Кто мог безошибочней понять смысл рассматриваемого нами правила Ефесского Собора, как не последующие вселенские же Соборы, которые и подтверждали его. Между тем сами вселенские Соборы так строго понимали и уважали запрещение, изложенное в этом правиле, что даже собственные догматические определения, вполне истинные и действительно служащие только к пояснению Никео-цареградского Символа, не позволяли себе вносить в этот Символ, а обнародовали отдельно. Хотя могли бы внести, если бы захотели, как равные по авторитету Собору Ефесскому. Указываем также на исповедание православной веры Императора Юстиниана, написанное против трёх главизн, где говорит он: «св. Отцы, собиравшееся в Ефесе против нечестивого Нестория, и св. Отцы, собиравшиеся потом в Халкидоне против нечестивого Евтихия, предали анафеме тех, которые приступающим ко крещению, или обращающимся из какой-либо ереси, преподают иное определение веры, или иной Символ, а не тот, какой предан 318-ю св. Отцами (Никейского Собора) и изъяснён 150-ю св. Отцами (Собора Константинопольского)». Призываем, с другой стороны, в свидетели своего мнения западных же достоуважаемых писателей или пастырей, как-то:

а) Папу Агафона (679 г.), который в послании своём к Императору Константину, читанном потом на шестом вселенском Соборе, говорит: «с простотой сердца и с твёрдостью, преподанной от Отцов веры мы соблюдаем всё, что только правильно определено святыми и достопочтенными предшественниками нашими и пятью вселенскими Соборами. Желая всегда одного главного блага и заботясь об одном, чтобы ничто не было ни изменяемо, ни убавляемо, ни умножаемо из того, что правильно определено, но чтобы соблюдалось неприкосновенным в тех же самых словах и в том же смысле».

б) Знаменитого Алкуина, который, когда возник на западе спор о прибавлении к Символу: Filioque, существовавшем уже в церкви Испанской, писал к Лионским братьям: «Любезнейшие братия, всем усилием вашим остерегайтесь Нового учения Испанского; в веровании следуйте по стопам св. Отцов, и пребывайте в святейшем единении с Церковью: ибо написано: не преступай пределов, положенных от Отцов, и к Символу кафолической Церкви ничего нового не прибавляйте; не следуйте преданиям, доселе неслыханным».

в) Павлина, Аквилейского Патриарха, который на Италийском Соборе (в 791 г.) решительно отверг это прибавление, говоря: «по причине различных заблуждений еретиков и разных догадок невежд, я согласен исповедовать и преподавать ту только веру, которая всем векам преподана от св. Отцов. Знаю, что в некоторых соборных свитках определено (разумеет правило Ефесского Собора), для предотвращения новых многоразличных ересей, чтобы никому не дозволялось слагать или преподавать иной Символ веры. Поэтому да удалится от нас, да удалится от сердца всякого верующего намерение слагать и преподавать Символ или веру иначе, нежели как они (св. Отцы) установили. Но определяем только объяснять, согласно с их смыслом, то, что, по причине краткости, люди простые и неучёные понимают не надлежащим образом,– удерживая, однако же, тот же самый текст Символа... Ибо прибавлять что-либо к тому, что благочестно завещали св. Отцы, или убавлять – это уже несообразно с верой». Призываем в свидетели:

г) Папу Льва III, который, когда послы Ахенского Собора (809 г.) предложили ему внести в Символ: и от Сына, не только не согласился на это, но ещё повелел вырезать на двух серебряных досках Никео-цареградский Символ, без всякого прибавления, с надписью: haec Leo posui amore et cautela orthodoxae religionis. И на замечание послов, что, таким образом, сделано было бы прибавление к Символу истинное, а не ложное, отвечал: «не так определили Отцы, что правомыслящий может сделать прибавление, а не правомыслящий не может; но сказали, что никто не может этого сделать». Наконец указываем:

д) На целый Собор пастырей, бывший в Константинополе при Императоре Василии и Патриархе Фотии (867) и долго считавшийся на востоке VΙΙΙ-м вселенским, который, действительно, представлял собой всю вселенскую Церковь, так как на нём, кроме великого множества епископов, присутствовали, в лице местоблюстителей своих, все вселенские Патриархи и сам папа. И здесь-то ещё раз, пред лицом всего мира, как бы нарочно против Латинян, уже допускавших тогда: Filioque, Церковь вселенская повторила, со всей определённостью, запрещение Ефесского Собора касательно неизменяемости Символа: «Мы умом и сердцем исповедуем», говорили Отцы этого Собора, упомянувши о непреложности определений всех прежних семи вселенских Соборов, «и всем и везде громогласно возвещаем образец чистейшей Христианской веры, дошедшей до нас от предков наших, ничего не отнимая, ничего не прибавляя, ничего не изменяя и не извращая. Ибо такое отнятие и прибавление, хотя бы кознями лукавого и не было воздвигнуто никакой ереси, причиняет небезнамеренную и непростительную обиду Отцам, кои неукоризненны во всём. Ещё пагубнее этого, если мы подменяем подделанными словами определение Отцов. Поэтому этот св. Вселенский Собор, принимая, по вдохновению Божьему и в правой мысли, первоначальное определение веры, и полагая в нём твёрдое основание спасения, провозвещает, чтобы все подобным образом мыслили и исповедовали: Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым и проч. (весь Символ до конца). Все мы так мыслим, в этом исповедании мы крещены, через него слово истины всякую ересь делает слабой и недействительной. Тех, которые так мыслят, мы поставляем в числе братий, отцов и сонаследников вышнего отечества. Если же кто дерзнёт начертать другой образец веры, кроме этого св. Символа, который из-начала от блаженных и св. Отцов дошёл до нас, дерзнёт называть (что-либо своё) определением веры и унижать достоинство исповедания оных богопросвещённых мужей, включать в него собственные изобретения и выдавать его верным, или тем, которые недавно обратились из какой-либо ереси, за общее учение веры, или дерзновенно покусятся повредить поддельными словами, прибавлениями и убавлениями, древность этого Святого и достоуважаемого образца веры; то по определению, ныне, а равно и прежде нас от св. Вселенских Соборов, возвещённому, если таковой имеет священный сан, подвергаем его всеконечно низвержению, а если мирянин – анафеме». На этом Соборе, повторяем, присутствовали и местоблюстители папы Иоанна VIII, об них упоминает, их именует даже сам Иоанн: и они также со своей стороны подали, по этому случаю, следующий голос: «праведно есть, да не составится вновь иное вероопределение (ὅρος)».

Несправедлива, в частности, та мысль, будто прибавление: Filioque есть прибавление истинное, а не ложное: здесь довольно заметить, что такой истины вовсе не знала и не признавала древняя Церковь вселенская, как неоспоримо показали наши знаменитые богословы, Адам Зерникав и Феофан Прокопович. Тогда как западные писатели, при всех своих усилиях, едва в состоянии собрать десяток, два, мест отеческих, довольно неясных и неопределённых, в защиту своего прибавления, и из которых притом большая часть, если не все, намеренно повреждены,– наши упомянутые писатели представили из древних Отцов целые сотни мест, совершенно противных этому прибавлению. И из одного только Августина, которого Латиняне считают главнейшим защитником своего учения, представили более пятидесяти. И каких мест? Одни из них ясно выражают мысль, что Дух Святой исходит от Отца, вовсе не упоминая при этом о Сыне. Другие говорят, что Дух Святой исходит от одного Отца, и отвергают исхождение и от Сына). Третьи, наконец, умалчивают об этом исхождении – и от Сына, при таких обстоятельствах, в которых совершенно не могли бы умолчать, если бы писатели этих мест верили, что Дух Святой исходит не от одного Отца. Несправедливо и то, будто это мнимо-истинное прибавление служит только объяснением члена Символа веры об исхождении Духа Святого. Сказать: Дух Святой исходит от Отца, т. е. от Отца и Сына, противно всем правилам здравомыслия, когда известно, что Отец и Сын суть два Лица в Боге, различные между собой.

2) Столько же ложно и второе оправдание западных писателей, будто бы прибавление к Символу: Filioque единодушно утверждено Латинянами и Греками на двух вселенских Соборах, Лионском II в 1274 году и Флорентийском в 1437 году. Оба эти Собора вовсе не вселенские: ибо происходили совершенно незаконно и не были приняты ни в своё время, ни после всей православной Церковью Греческой, а были приняты в начале, со стороны Греков, только весьма немногими изменниками православия, и притом большей частью по принуждению.

На Соборе Лионском главным действователем со стороны Греков был Император Михаил Палеолог, который, похитивши престол у законного наследника, Иоанна Ласкаря, принуждён был, при тесноте обстоятельств своих и своей империи, клятвенно обещать папе подчинить ему Церковь восточную. Для достижения своей цели он заблаговременно позаботился силой и обманом низложить с престолов православных Патриархов, Амвросия, Германа и Иоанна, не соглашавшихся на измену православию. И, отправляясь на Собор, взял с собой только своих соумышленников, из которых притом учёнейшего, Векка, едва мог привлечь на свою сторону и принудить к единению с Римлянами – заключением в темницу и обещанием патриаршего престола. А кончилось это мнимое единение тем, что Император, вскоре скончавшийся, не удостоен православной Церковью погребения, Патриарх Векк опять заключён в темницу, и Собор Константинопольский в 1285 г. произнёс анафему на папу и на все Латинские постановления.

На Соборе Флорентийском некоторые из присутствовавших Греков (числом 12, а по другим 17) согласились на соединение церквей и на принятие Римского прибавления к Символу. Но почему согласились? С одной стороны, их принудила к тому воля и власть Императора, который, желая помочь находившемуся в крайней опасности отечеству, всеми мерами старался убедить своих пастырей покориться папе, обещавшему только под этим условием подать руку помощи. А с другой, и ещё более принудило коварство папы Евгения IV, который, взявшись с самого начала доставлять Грекам содержание от себя, когда заметил их непреклонность, велел выдавать им такое скудное пособие, что они дошли до крайней бедности и не имели никаких средств возвратиться в отечество, если бы не согласились на требуемое подчинение Римскому владыке. Но некоторые, и притом важнейшие, Греческие пастыри, несмотря на все эти притеснения, не подписались под определения Флорентийского Собора, каковы именно: Иосиф, Патриарх Константинопольский, не доживший до окончания дела; знаменитый Марк, Ефесский Митрополит, который, кроме того, что занимал место в числе местоблюстителей Патриарших, представляя лицо Патриарха Антиохийского, был избран со стороны Греков экзархом Собора, и потому считался, как говорит Валсамон, устами всех Греков; местоблюститель Иерусалимского престола Дионисий, епископ Сардийский, умерший ещё в Ферраре; Грузинский Митрополит Григорий и епископ Ставропольский, бежавшие с Собора; Софроний Анхиальский, ещё два епископа – Исаакий и Софроний и наш Епископ Суздальский Авраамий. В заключение же всего, Патриархи восточные, Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский, как только услышали о таком окончании Флорентийского Собора, поспешили созвать свой Собор в 1443 г., на котором отвергли Собор Флорентийский и отлучили от Церкви всех его приверженцев. Также отвергнуты в то время определения этого Собора в Константинополе, в России, в Грузии, Молдавии и прочих странах православных.

Б) Римская церковь измыслила новый догмат о главенстве папы, о верховной власти его, как наместника Христова, над всей Церковью и всеми её Иерархами,– догмат, до очевидности, противный многим правилам вселенских Соборов, и именно:

а) шестому правилу I-го вселенского Собора, которым подтверждается древнее равенство всех епископов главнейших городов Римской Империи, как-то: Римского, Александрийского и Антиохийского, и совершенная независимость их друг от друга в подведомых им округах: «да хранятся, гласит правило, древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими. Понеже и Римскому епископу сие обычно. Подобно и в Антиохии, и в иных да сохраняются преимущества церквей. Вообще же да будет известно сие: аще кто, без соизволения Митрополита, поставлен будет епископом, о таковом великий Собор определил, что он не должен быть епископом».

б) Третьему правилу II-го вселенского Собора, которое гласит: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим»,– и, следовательно, ясно выражает, что Римский епископ имел в Церкви преимущество только чести, а не власти, и имел собственно ради места своей кафедры, т. е. ради древнего Рима.

в) Двадцать восьмому правилу IV-го вселенского Собора, которое ещё точнее определяет ту же мысль, что Римский престол имел преимущества только ради царствующего града. Кроме того свидетельствует, что эти преимущества прилично дали Римскому епископу уже Отцы, а отнюдь не передал св. Апостол Пётр; и, наконец, предоставляет равные преимущества и престолу Константинополя, яко Нового Рима. «Во всем последуя определениям святых Отец, и признавая читанное ныне правило ста пятидесяти боголюбезнейших епископов, бывших на Соборе во дни благочестивые памяти Феодосия, в царствующем граде Константинополе, новом Риме, то же самое и мы определяем и постановляем о преимуществах святейшей Церкви того же Константинополя, Нового Рима. Ибо престолу Ветхого Рима Отцы прилично дали преимущества; поелику то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и сто пятьдесят боголюбезнейшие епископы предоставили равные преимущества святейшему престолу Нового Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быть градом Царя и Синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет второй по нём».

г) Тридцать шестому правилу VΙ-го вселенского Собора, которое повторяет те же самые постановления о равных преимуществах престола Константинопольского с престолом древнего Рима: «возобновляя законоположение ста пятьюдесятью святыми Отцами, собравшимися в сем Богом хранимом и царствующем граде, и шестьюстами тридцатью, собравшимися в Халкидоне, определяем, да имеет престол Константинопольский равные преимущества с престолом древнего Рима, и якоже сей, да возвеличивается в делах церковных, будучи вторым по нём. После же оного да числится престол великого града Александрии, потом престол Антиохийский, и за сим престол града Иерусалима».

д) Восьмому правилу III-го вселенского Собора, которое, подтверждая права независимости епископов и Митрополитов в своих областях, прямо вооружается против такой власти и владычества в Церкви, какую приписывают ныне Римляне своему епископу: «да не преступаются правила Отец: да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирской. И да не утратим, помалу, неприметно, той свободы, которую даровал нам кровью своей Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человецев. Итак, святому и вселенскому Собору угодно, чтобы всякая епархия сохраняла, в чистоте и без стеснения, сначала принадлежащие ей права, по обычаю издревле утвердившемуся».

О других отступлениях Римской церкви от древне-вселенского православия нет нужды и говорить: довольно и двух указанных, как главнейших, из которых одним явно нарушается древний Символ веры, а другим – древнее устройство Церкви, как тот и другое утверждены были на вселенских Соборах.

II. Вслед за Римской церковью отступили от непреложного учения древних вселенских Соборов и отделившиеся от неё Протестанты (Лютеране и Реформаты); только отступили уже гораздо более. Ибо:

а) кроме того, что и они содержат незаконное прибавление в Символе: Filioque, они –

б) совершенно отвергли, вопреки учению вселенских Соборов, священное предание, как один из источников Христианской веры;

в) отвергли богоутверждённость церковной иерархии и, вслед за тем, авторитет самой Церкви, как непогрешительной учительницы веры, авторитет св. Отцов и самых вселенских Соборов; а отвергши один из источников Христианского учения и руководство богоучрежденной блюстительницы и истолковательницы Божественного откровения, неизбежно уже –

г) отвергли или извратили и многие другие догматы, по преимуществу основывающиеся на Предании, как-то: о почитании икон, вопреки вероопределению VII-го вселенского Собора, о почитании и призывании Святых и Ангелов, о молитвах за умерших, также о некоторых таинствах: миропомазании, покаянии, браке, самой евхаристии и проч. Судить же об учении протестантских обществ на основании избранного нами начала вовсе не несправедливо. Ибо непогрешимость вселенской Церкви в деле учения, а, следовательно, и непогрешимость вселенских Соборов ясно может быть доказываема (§§ 136 и 139) и из св. Писания, которое принимают за источник веры сами Протестанты. Может быть доказываема даже из простых соображений самого разума, если только он верует в две следующие истины: в Божество Основателя Церкви, Господа Иисуса и в божественность его веры.

III. Тем более, наконец, отступили от учения вселенских Соборов многие общества, образовавшиеся впоследствии и в недрах самого протестантства (Квакеры, Анабаптисты, Сведенборгиане, Социниане и прочие), которые исказили и извратили почти уже все догматы древней Церкви. И из которых, притом, одни отвергают не только священное Предание, но и важность самого священного Писания, признавая за источник Христианской веры одно внутреннее озарение от Святого Духа, или собственный разум, а другие не принимают даже догмата о Божестве Искупителя мира, следовательно, не достойны называться и Христианскими.

Когда, таким образом, из приложения, одного первого начала, очевидно, что из всех ныне существующих церквей одна лишь восточная православная остается на древнем незыблемом основании, а все прочие более или менее сдвинулись с него: то не настоит уже особенной нужды прилагать здесь во всей обширности и начало второе. Т. е. подробно перебирать все отдельные догматы разных нынешних Христианских исповеданий и поверять, согласны ли эти догматы с единогласным учением древних Отцов. Ибо если бы даже оказалось (чего, впрочем, быть не может), что в церквах, изменивших уже непогрешимому учению вселенских Соборов, все отдельные догматы, точно, согласны с древней Верой отеческой,– это одно не возвратило бы тем церквам права называться православными. А предположить, с другой стороны, чтобы могли найтись догматы, не согласные с древним учением Отцов, в Церкви православной, даже невозможно, когда известно, что она только одна остаётся ныне верной древним вселенским Соборам, и, следовательно, остаётся единственной представительницей истинной вселенской Церкви Христовой, которая непогрешима. Т. е. допустить такое предположение, значит отвергнуть непогрешимость Церкви. Впрочем, мы только здесь считаем излишним показывать подробное приложение этого второго начала; а в своём месте оно будет и должно быть сделано. Таким приложением должны служить две особые Богословские науки:

а) со стороны положительной, всё Богословие Догматическое, которое имеет предметом – показать согласие всех догматов, содержимых православной Церковью, с древним учением св. Отцов или Церкви вселенской,

б) со стороны отрицательной, всё Богословие Обличительное, которого существенная задача – показать, что те мнимые догматы, коими разнятся от нас прочие Вероисповедания, не согласны с учением Церкви вселенской.

Из учения о действительном православии Церкви восточной следует, касательно этой самой Церкви, то, что она справедливо усвояет себе названия: единой, святой, соборной (кафолической) и апостольской Церкви725. Ибо Собор вселенский, конечно, определил этими названиями свойства Церкви Христовой, в отличие от всех ложных и еретических. А единственной представительницей этой Церкви в настоящее время есть Церковь восточно-православная.

Если, по воле Господа, наставницей в деле веры должна быть для нас Его истинная, т. е. православная Церковь, которой одной вручил Он на всегдашнее хранение и истолкование людям своё Божественное учение, заключённое как в Писании, так и в Предании; если притом эта учительница веры есть учительница непогрешимая: то, значит, все Христиане равно обязаны учиться своей вере у православной Церкви, и с сыновней покорностью следовать её водительству726. В частности обязаны –

1) Несомненно признавать те именно Божественные источники Христианского учения, какие она признаёт: и, во-первых, те именно книги св. Писания, какие она приемлет727, говоря подобно блаж. Августину: «Я не поверил бы Евангелию, если бы в том не убеждал меня голос кафолической Церкви»728; а во-вторых, те именно предания Апостольские, какие она содержит, памятуя слова исповедания об этом предмете, которые произносит, по требованию её, всякий, обращающийся к православию: «все Апостольские и Отец святых предания, яже Церковь святая, кафолическая, соборная содержит, свята и душеспасительна быти верую, исповедую и приемлю я»729.

2) Несомненно понимать Божественное откровение, т. е. и св. Писание и св. Предание, точно так, как она его понимает: «Мы должны верить Божественному и св. Писанию, говорят восточные Патриархи, беспрекословно, и притом не как-нибудь по своему, но именно так, как изъяснила и предала оное кафолическая Церковь»730. «Такожде святое Писание», исповедуют иноверцы, переходя в недра православия, «по разумению, еже содержала и содержит Церковь святая, восточная, ейже приличествует рассуждати о истинном разумении и истолковании святых писаний, приемлю»731. Должны беспрекословно верить и Преданию не иначе, как по разуму и изъяснению той же св. учительницы веры: ибо известно, что не одни писания, но и предания можно истолковывать превратно, по произволу, например, предания о почитании св. икон и мощей, о призывании Ангелов и другие. Во избежание этого, как заповедует сама св. Церковь,– «не подобает приложити или оставити что священного предания православныя нашея веры»732, а должно содержать и предания в том точно виде и смысле, в каком содержатся они Церковью733.

Здесь необходимо следующее замечание: в статье о важности и употреблении св. Предания (§ 133), между прочим, было доказываемо, что св. Писание должно объяснять согласно со св. Преданием... Но поскольку Предание не имеет, так сказать, самостоятельного бытия (как имеет св. Писание), а всё заключено в писаниях и практике православной Церкви, и как бы слилось с её учением; поскольку, следовательно, и важность Предания основывается единственно на авторитете Церкви; и поскольку, наконец, самое Предание, подобно Писанию, мы должны понимать по разуму же православной Церкви: то следует, что положение: должно объяснять св. Писание согласно с св. Преданием, и другое: должно разуметь св. Писание по изъяснению православной Церкви – тождественны. Это подтверждают и представленные в помянутой статье свидетельства учителей Церкви, которые называют предание церковным, также правило Трулльского Собора, определяющее не инако изъяснять Писание, разве как изложили светила и учители Церкви. И, наконец, догмат 367-ми св. Отец VΙΙ-го вселенского Собора об иконопочитании, который начинается так: «храним не нововводно все, писанием или без писания установленное для нас, церковные предания», и оканчивается следующими словами: «тако утверждается учение св. Отец наших, сие есть, предание кафолической Церкви, от конец до конец земли приявшие Евангелие».

Если православная Церковь потому только и есть Православная, что всецело пребывает верной древней Церкви вселенской, то следует, что содержимые ею изложения веры, краткие и обширные, всего справедливее разделить на два рода:

а) на изложения, принятые ею от древней Церкви вселенской, непогрешимой, имеющие достоинство безотносительное, и

б) изложения её собственные, явившиеся в последующее время, и имеющие своё достоинство уже от согласия с первыми, как сама она имеет свою важность от согласия с древней Церковью вселенской.

Между изложениями веры, появившимися в Церкви восточной-православной, одни суть общие для всей этой Церкви, а другие принадлежат собственно Церкви Русской.

Из общих известнейшие:

1) Два, нарочито составленные, исповедания православной веры, в руководство всем православным:

а) Одно – около половины ΧVΙΙ-го века (1640 г.) в Киеве, для охранения чистоты православия как от мнений Лютеран и Кальвинистов, так ещё более от мнений Римских католиков и бывших униатов. Это – Православное Исповедание кафолической и Апостольской Церкви восточной741. Вначале оно рассмотрено на Соборе Киевском, и вскоре (в 1643 г.) на Соборе Ясском; потом рассмотрено и одобрено всеми четырьмя восточными Патриархами742, и единодушно принято всей Греческой Церковью743. Наконец, и для всей Церкви Русской одобрено и утверждено Патриархами Иоакимом (в 1685 г.) и Адрианом (в 1696 г.), который даже назвал эту книгу боговдохновенной, разумеется, не в строгом смысле, и – Святейшим Правительствующим Всероссийским Синодом, который, кроме того, что многократно издавал её для всеобщего руководства православным744, подтвердил в 1840 году особое распоряжение бывшей Комиссии Духовных училищ о преподавании этой книги745 по всем Семинариям (в низших отделениях). А в 1845 году постановил, чтобы для обстоятельного изучения её уделён был ещё один класс в неделю, и чтобы воспитанники, по переходу в высшее отделение, перед самым началом курса нарочито повторяли её, как необходимое руководство при изучении Богословия746.

б) Другое – в последней половине того же века (в 1672 г.), на Соборе Иерусалимском, для охранения чистоты православия от заблуждений Кальвинистских, под названием: Изложение православной веры восточной Церкви. Истину и чистоту этого Изложения снова засвидетельствовали все Святейшие Патриархи и другие Архипастыри Церкви восточной, когда послали его от себя (1723 г.) в ответ Христианам Великобританским, как истинное изложение и мудрование православной веры, и тогда же сообщили для той же самой цели и нашему св. Синоду; принял и засвидетельствовал и св. Синод Всероссийский, издавши в 1838 году это исповедание на Русском языке, под заглавием: Послание Патриархов православно-кафолическия Церкви о православной вере, для руководства всем православным747, а в 1845 году постановивши безвозмездно раздавать эту книгу всем Духовным воспитанникам для всегдашнего употребления не только в Семинариях, но и по выходу из Семинарий748.

2) Некоторые особенные Исповедания, составленные и содержимые Церковью в богослужебных книгах для частных случаев, как-то:

а) Присяга епископская. Она важна уже и как присяга в вере. Но вместе и потому, что её произносит лицо, назначаемое быть главным пастырем и учителем целой местной церкви; произносит торжественно в храме, в присутствии многочисленных Христиан, пред собором Иерархов, от которых лицо это имеет принять Божественную благодать право править слово истины и пасти вручаемую ему духовную паству.

б) Догматические вопросы, предлагаемые приходящим к единой, святой, соборной и апостольской Церкви от Жидов и от Сарацин, где ясно обозначено отличие веры Христианской от ново-иудейской и Магометанской.

в) Исповедание веры, произносимое обращающимся к православной Церкви из других Христианских исповеданий, где обозначены отличительные черты православия от верований не православных.

г) формула отлучения от Церкви из 12 членов, произносимая в неделю Православия.

К образцам вероисповедания, составленным собственно в Церкви Русской,–

1) относятся положительные изложения православного учения Христианского, издававшиеся и издаваемые от лица св. Синода для наставления в вере и благочестии всякого Христианина, т. е. Катехизисы. Первое место между ними занимает Пространный Христианский Катехизис православный, кафолической восточной Церкви, рассмотренный и одобренный св. Правительствующим Синодом, и изданный для преподавания в училищах и для употребления всех православных Христиан, по Высочайшему его Императорского Величества повелению.

2) Можно отнести и некоторые обличительные (полемические) сочинения, издаваемые, по определению или благословению св. Синода, против иноверцев, для предостережения православных от их заблуждений, каковы:

а) против папистов: Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной кафолической Церкви;

б) против реформатов: Камень веры православной кафолической восточной Церкви;

в) против раскольников: Жезл правления, Увет духовный и др.749.

Впрочем, должно заметить, что не все эти изложения второго рода имеют одинаковую важность: во всех их, как издаваемых от лица православной Церкви, бесспорно, можно слышать её учение; но как нарочитое руководство при обстоятельном изложении этого учения, как пробный камень для поверки своего Верования, должно признавать только три из них:

а) Православное Исповедание кафолическое и Апостольской Церкви восточной,

б) Послание восточных Патриархов о православной Вере и

в) Пространный Христианский Катехизис, издаваемый по определению св. Синода,– сообразно с намерением самой Церкви, которая именно и издаёт их для такого руководства своим чадам.